— Мам, я все это знаю. И Юра знает тоже. Потому что телохранитель — это не профессия. Так он считает. И я тоже. Вместе будем учиться. Он в институте, я — в школе. А потом тоже в институте.
— А дети пойдут? Их куда? Какая уж тут учеба?
— Мамуленька! До этого еще дожить надо. Ты думаешь, я не понимаю? Я все-все понимаю, — солидно заключила Машенька и скрылась в своей комнате.
— Ты там не слишком увлекайся интернетом! — догнал ее мамин голос. — Обедать скоро.
— Слышу, мамуленька, слышу! — откликнулась Машенька. — Я только переоденусь!
Прошло минут десять.
Татьяна Андреевна разливала по тарелкам суп. В голове ее, привычной к стандартным объяснениям событий и стандартным же решениям, никак не умещалась Машенькина любовь к человеку взрослому, но все еще не нашедшему себя в жизни и, следовательно, не способному обеспечить нормальную семейную жизнь. Парень он, конечно, и симпатичный, и более-менее развитой, однако явно обделенный талантами, то есть самый обыкновенный парень. Натерпится с ним Машенька с ее восторженным оптимизмом, хлебнет горя. И возраст у нее такой, что любые советы будут отскакивать от нее, как от стенки горох. Такие люди только тогда начинают воспринимать все сложности жизни, когда обожгутся о них очень больно и растеряют свой оптимизм. Не дай бог, конечно, да только с судьбой не поспоришь. Вот и Даша — то же самое. Хотя ей уже восемнадцать, но все еще ребенок ребенком. Всё и отличие от младшей сестры, что скрытная — вся в отца, но такая же упрямая и своевольная.
Татьяна Андреевна, пытаясь найти простое решение возникшей проблемы, точно забыла свою молодость, свою первую безоглядную влюбленность, которая могла закончиться весьма печально, если бы ее избранник не перекинулся к другой, более покладистой. Да и время тоже было другое: связи возникали и рвались под его жестоким напором, и мало кому из ее сверстников и сверстниц повезло пристать к спокойному берегу, где можно было безбоязненно свить свое гнездышко. Увлекшись своими размышлениями, Татьяна Андреевна очнулась только тогда, когда за ее спиной раздался мучительный стон. Она вздрогнула, оглянулась и увидела Машеньку, стоящую в дверях на кухню в одной рубашонке. Лицо дочери было серым, глаза широко раскрыты, в них застыл ужас, будто она в своей комнате нашла что-то невообразимо страшное, губы ее беззвучно шевелились, что-то шепча.
— Машенька! Господи! Что с тобой? Что случилось? — кинулась к ней Татьяна Андреевна, похолодев от страха.
