Так они бродили по улице взад-вперед, болтая о всякой всячине, и впервые Теплякову было интересно разговаривать с женщиной. Тем более с такой еще юной, но уже имеющей, если не твердые знания, то кое-какие представления об окружающем мире. И представления довольно оригинальные. А то ведь начнешь разговаривать с иной, даже вполне зрелой особью, и натыкаешься на такое дремучее невежество, будто она явилась в современность прямиком из Средневековья, ничего не почерпнув для себя по пути из достижений человечества.
— Ой! — спохватилась Машенька, когда в ее кармане запиликал мобильник. — Достав его и проложив к уху, она сразу же заговорила: — Мам, извини, но мы с Юрой заболтались. Хорошо, что ты позвонила. Я минут через… через десять буду дома, — заверила она. Затем, заглянув Теплякову в глаза, спросила: — Вы на меня не сердитесь, Юра?
— За что? — искренне удивился он. — Это ты должна на меня сердиться: совсем заговорил тебя.
— Ах, что вы! Мне никогда не было так интересно, — призналась она.
— Мне тоже, — откликнулся Тепляков.
— Правда-правда?
— Честное слово.
Машенька стояла, носком сапожка разгребая снег. Потом глянула на Теплякова и произнесла почти жалобно:
— Я пойду? Ладно? — И уже с радостью: — А вон ваш трамвай!
— Он не последний, — отверг ее жертвенность Тепляков. — Тем более что я обещал Татьяне Андреевне проводить тебя до дверей вашего дома.
Они остановились на лестничной площадке. Машенька сняла рукавичку и протянула ему руку. Тепляков взял ее ладошку, подержал, затем склонился и поднес к своим губам.
— Ну что вы, Юра! — воскликнула Машенька громким шепотом, далеко не сразу выдергивая руку и пряча ее за спину.
— Извини, — пробормотал Тепляков, повернулся и успел шагнуть вниз всего на несколько ступеней, когда его остановил отчаянно-громкий шепот Машеньки.
— Юра! Постойте!
Тепляков остановился.
Машенька спустилась на несколько ступенек.
— Я совсем на вас не сержусь, — произнесла она очень серьезно, хотя лицо ее светилось счастливой улыбкой. — Правда-правда! Спокойной ночи, Юра. Звоните нам, ладно?
— Обязательно, — пообещал Тепляков, тоже расплываясь в улыбке: боже, ну до чего же прелестная девочка!
— Ну и как? — спросила Даша, погасив в комнате свет.
— Что — как? — шевельнулась на своей кровати Машенька.
— Ой, а то ты не знаешь, что. Не придуряйся.
— Я не придуряюсь. Просто гуляли и разговаривали.
— И все?
— Все. А чего еще?
— И не целовались?
— Вот еще! — возмутилась Машенька. — С какой стати?
