— И размажу, если встанешь на моей дороге.
— Я нанимался к вам телохранителем не для того, чтобы вставать у вас на дороге.
— А сам… на самом деле, вертел хвостом перед Ковровой, — перебил Теплякова Мих-Мих, все более озлобляясь. — На двух стульях решил сидеть, щенок?
— Какие стулья! Что за чепуха приходит вам в голову, господин Укутский?
— По ресторанам с нею шлялись! В отдельных кабинетах рассиживались. Домой на Дворянскую к ней таскался. Я все про вас знаю… на самом деле! У меня везде свои люди. Решили от меня избавиться?
— Выдумать можно все, что угодно, — с трудом сдерживал себя Тепляков. — У меня нет желания даже опровергать эту чепуху, господин Укутский. Так что можете искать себе нового телохранителя. Я на вас больше работать не стану.
— Получил миллионную страховку, сучонок, премию от Ковровой — и в кусты? — зарычал Мих-Мих, надвигаясь на Теплякова. — Да я тебя, мразь. — и он схватил Теплякова за предплечья, сдавив их пальцами с такой силой, какой от него Тепляков не ожидал. На мгновение он даже опешил, будто попал в железный капкан, зубья которого проникали в мышцы, разрывая их на части. Ему в нос ударило перегаром и луком, ненавистное лицо приблизилось к его лицу, черные зрачки глаз расширились, белки налились кровью, так что Тепляков откинул голову, будто Мих-Мих собирался прилипнуть к его лицу своими губами.
Это неопределенное положение длилось всего лишь несколько мгновений, пока Тепляков соображал, что ему делать, и не почувствовал, что ноги его отрываются от пола: ведь, действительно, может размазать по стенке! Но даже и почувствовав явную опасность, он, привыкший действовать в определенном русле, с трудом перестраиваясь в новых, тем более в неожиданных условиях, лишь уперся обеими руками в широкую грудь Мих-Миха, сопротивляясь давлению его железных пальцев. Даже будучи наслышан о медвежьей силе Укутского, он не мог представить себе ее безграничную мощь. Чувствуя, как затекают руки, сжавшись, Тепляков нанес удар ногой между ног Мих-Миха, но толстые ляжки заслонили самое уязвимое его место.
Мих-Мих зарычал от боли, однако рук не разжал. Он начал поворачиваться, приподнимая тело Теплякова, то ли рассчитывая пробить им стеклянный фонарь лестничной клетки, то ли сбросить его с лестничной площадки. Еще мгновение — и Тепляков мог полететь вниз. Собрав все силы, он рывком все-таки сумел просунуть свои руки между рук Мих-Миха и большими пальцами надавить на его глаза. Руки Мих-Миха ослабли, что позволило Теплякову нанести удар головой по его короткому носу. Теперь он действовал почти автоматически, противопоставив силе своего противника ловкость натренированного человека. Не давая опомниться Мих-Миху, он костяшками пальцев рубанул по сонным артериями, вздувшимся по бокам его воловьей шеи. Следующий удар нанес в челюсть с короткого разворота — Мих-Мих вякнул, изо рта его и из носа хлынула кровь. Затем носок армейского ботинка Теплякова обрушился на голень опорной ноги Мих-Миха, а каблук, завершая движение, на носок его длинноносой туфли, так что стало слышно, как хрустнули раздробленные пальцы.
