— Да ладно! Судя по твоей роже, ты не очень-то и хочешь отлипать от нее.
— Это верно: баба что надо, — хихикнул Куценко. — Впрочем, ты ее знаешь: она по нашему ящику выступает чуть ли не каждый день.
— Стоп! Стоп! Стоп! — перебил его Тепляков. — Я, кажется, догадываюсь!.. Изольда?
— Она самая! В постели — не баба, зверь! Я иногда сбегаю от нее на квартиру… ну, помнишь, вместе ходили?
— Как же! Помню! Там еще вдова такая симпатичная с ребенком.
— Вот-вот! — топтался Куценко возле Теплякова, глядя, как тот одевается. — Работаю на два фронта. Боюсь, что еще полгодика — и превращусь в евнуха.
— Всякое излишество вредно сказывается на нашем здоровье, — с шутовским глубокомыслием изрек Тепляков.
— Сказывается, на себе проверил, — лениво откликнулся Куценко, и Тепляков понял, что главное, зачем тот пришел, еще впереди.
Они вышли из дому. Под ногами звонко повизгивал снег. Воробьи, жалобно попискивая, теснились бурыми шариками друг к другу на голых ветках сирени. Вороны, разбросав лапами и крыльями снежную корку, грелись теплом, исходящим от земли, и не взлетали даже тогда, когда люди проходили от них в двух шагах; голуби сбивались в кучу на чугунных крышках канализационных люков и ливневых решетках.
— Давно таких морозов не было, — произнес Куценко, натягивая на голову капюшон. — А все только и знают, что болтать о потеплении!
Они миновали детскую площадку и вышли в пустынный переулок.
Куценко остановился.
— Тут такое дело, Юрок, — начал он, ковыряя носком ботинка снег. — Меня просили передать тебе, чтобы ты… как бы это тебе сказать? — вел себя осторожно и не выпендривался.
— И как это прикажешь понимать? — спросил Тепляков, заглядывая в черные зрачки Куценко.
— Сказали, что ты и так поймешь — без расшифровки. Не дурак, мол, — добавил Куценко, и с любопытством посмотрел Теплякову в переносицу.
— И кто просил? И почему именно тебя?
— Ну ты даешь! В таких случаях личности не имеют значения. — И помолчав: — А что, ты во что-то вляпался?
— Н-не знаю. Может быть, — ответил Тепляков, ища в своей памяти хоть что-то, имеющее отношение к такому предупреждению.
— Ну, мне пора! — вдруг засуетился Куценко. — А то мое подопечное тело скоро проснется и потребует меня к себе.
Он сдернул перчатку и протянул руку. Тепляков вяло ответил на его пожатие. Да и Куценко не нажимал, как обычно.
Тепляков долго смотрел ему вслед, продолжая перебирать в памяти минувшие события, разговоры, интонации и даже взгляды. Ничто не вызывало у него тревоги.
