Что за мост, этот мост,
Авиньонский, Авиньонский,
Там всю ночь напролет
Песни, танцы, хоровод.
А ты, с твоей гениальностью и невозможными принципами, так и останешься в этой дыре, и никакой Дрезденский музей тебе не поможет. — Она очертила руками круг возле себя, как бы чураясь этой «дыры» — четырехкомнатной, огромной, в сталинском доме, — квартиры профессора Денисова.
Наташа никогда не обижалась на подругу. Она знала ее ядовитый характер. Ее манерность и претензии на изысканность не оскорбляли эстетического чувства Наташи. Оленька, имея все эти недостатки, обладала рядом достоинств, которые восполняли отсутствие такта и воспитания. Она восхищалась подругой, преклонялась перед ее талантом и в общем-то была существом добрым и щедрым. А поскольку Оленькины родители, люди более чем обеспеченные, ни в чем дочери не отказывали, тугой кошелек подруги был всегда открыт для Наташи.
Конечно, она этим пользовалась крайне редко, но само сознание того, что у тебя есть человек, в трудную минуту готовый поддержать материально, служило свою добрую службу.
Дружба их продолжалась, несмотря на иногда слишком острый язычок Оленьки.
— Фу, Татка, как ты похудела и подурнела, а руки у тебя как у маляра. — Оля смотрела на подругу как будто уже из заоблачной парижской выси, словно впервые ее видела. — Нельзя же так распускаться. В следующую субботу мой Толик приглашает моих друзей к себе на вечеринку. Сделай что-нибудь с собой. Тебе денег дать? Вечернее платье обязательно.
— Спасибо, Олик, я теперь неплохо зарабатываю вот этими самыми руками. Только работы у меня много, вряд ли…
— Отказов не принимаю. Ты что, мне счастья не желаешь?!
— Хорошо, хорошо, приду. Только позвони мне накануне. Мало ли что может случиться.
— Ничего с тобой не случится, — подытожила Оля, вставая и оправляя прехорошенькое платье, будто хотела подчеркнуть, как выгодно она отличается от подруги, которой приходится работать, портить руки, да и вообще, надо уметь следить за собой. — Если будет нужно на платье или еще на что — звони. Андрей твой что, все еще в мертвом городе?
— Ты знаешь, зачем спрашивать. — Упоминание об Андрее сказалось на Наташе как забытая на мгновение и с новой силой разбуженная зубная боль.
— Боюсь, это не мертвый город, а живая тетка. Не понимаю, что ты думаешь. Из-под твоего носа жениха уводят, а ты сидишь, работаешь неизвестно для чего.
Оленька презрительно сощурилась на подругу и вышла, вздернув носик.
