— Знаешь, Бронислав Бенедиктович не набирает семинар в этом году, а это значит, что мы у него последние.
— А что случилось?
— Какие-то проблемы со здоровьем. Ревматизм, что ли. А что у вас в подъезде происходит? Кто-то играет в сыщиков? Внизу у лифта подозрительный тип стоял шпионского вида. На вашей площадке тоже какой-то хлыст, шпана шпаной. Да, кстати, — воскликнула Оленька совсем некстати, — кафедра творчества сделала сайт в Интернете и поместила туда выставку нашего курса. Так все забавно с этими новыми технологиями. Да ты меня не слушаешь!
Что-то засосало под сердцем Наташи, какая-то тревога, она вспомнила вчерашнее происшествие на площадке, но тут же постаралась отогнать от себя навязчивое подозрение: многоэтажный дом, на каждой площадке по четыре квартиры, странно было бы, если бы людей среди белого дня вовсе не оказалось.
Каждые пятнадцать минут хлопает дверь парадного, грохочет лифт, — люди живут, ходят. Однако она открыла дверь и выглянула на площадку, — никого.
— Ага, Татусенька, я тебя заинтриговала!
— Немного. Иногда хочется в сыщиков поиграть, — сказала Наташа вслух и подумала: «Ничего себе занятие нашла», — а про сайт я давно знаю, еще до смерти папы сдавала свои данные в деканат. Несколько картин отобрали на выставку, в институте взяли разрешение на продажу и банковские реквизиты.
— А это еще зачем? — заинтересовалась Оленька.
— А затем, если мои картины захочет иметь Дрезденский музей, чтобы они знали, куда деньги перечислять.
— Шутишь! Тебя — Дрезденский музей?? — Глаза Оленьки сардонически заблестели, в уголках губ появилась нехорошая усмешка.
— А почему бы и нет?!
— Ну и как?
— Никак. Ни привета, ни ответа.
— Жаль, — печально вздохнула Оленька, — а я бы хотела в Дрезденский музей, и даже бесплатно. Так, для престижа. Везет же дуракам, — воскликнула она через паузу, совершенно уже непонятно по чьему адресу и какому случаю. — Но ты не знаешь, что меня на сайте нет. Это все происки Бронбеуса, он всегда меня недолюбливал.
— Жаль старика, если он действительно заболел. Одинокий, да больной, да старый — чего хуже? Но он ни при чем. У тебя же работ мало. Когда я оформляла академ, на кафедре говорили, что тебя к защите не допустят, — не с чем.
— У меня еще время есть. — Оленька обиженно надула губки и подняла глаза к потолку, будто осушая непрошеные слезы, — не всем же быть такими гениальными, как ты. Я ведь тебе еще главную новость не сказала. — Оленька обернулась проверить, закрыта ли дверь, словно собиралась поведать страшную государственную тайну, и выпалила громким шепотом: — Я замуж выхожу и уезжаю с мужем за границу. Он бизнесмен, у него фирма в Париже, и он заоблачно богат. — Оленька закатила глазки, изображая заоблачность, и вся засветилась, заулыбалась, закачала ножкой, мурлыкая французскую песенку:
