Подари мне краски неба. Художница | страница 115
А собеседник, наверное, буравил его глазами в полном сознании своего торжества над малым сим, вставляя порой:
— Ну балбес! Ну прохвост! Ленина нужно было внимательно читать, Маркса нужно было штудировать. Ну злодей! Ну негодяй! Пижо-он!
В голосе была скорее насмешка, чем раздражение. Видать, барин наслаждался односторонним диспутом.
Наташа не могла врубиться в техническую сторону этой беседы, в которой фигурировали малодоступные термины и обороты, ясно было только одно: речь шла о крупных финансовых махинациях, и вполне успешных. Но она мгновенно насторожилась, услышав следующее:
— Ты, Анатолий, объясни мне, старому дураку, на кой твой Али таскал куда-то Левитана? Эта маленькая дикая лошадь неуправляема, мне сообщили, что она посетила… м-м-м… Лубянку. Я в это не верю, но все может быть, все может быть… Отец ее, покойник, сиживал за разными столами, разные дворы посещал. Мало ли кто этой девчонке в детстве дарил кукол и конфеты. Она сейчас способна на все. Я, конечно, не слишком обеспокоен. Нас с тобой это никак не коснется, в любом случае, так сказать… Но что-то вы тут наворотили…
«Шел разговор веселый обо мне», — только успела подумать Наташа, как услышала дальше:
— Без меня вы как слепые котята, а мне вмешиваться не след. У меня слишком тяжелая весовая категория. Мне бы ваши заботы, так сказать. Стоит мне двинуть пальцем, ты меня знаешь, Анатолий, — полетят головы. А не хотелось бы, не хотелось. Я, знаешь, устал от зла. Я — мощный. Я так и говорил недавно этому выскочке, этому новоявленному хозяину жизни. Вот так. А он, конечно, вида не подает. Но все понял, точно знаю. То-очно. Но тоже способен на все. Отморозки не помнят добра. Не подражай им, Анатолий, погибнешь, погибнешь, так сказать.
Голос наконец показался Наташе знакомым. Тот же голос говорил ей о чем-то не слишком давно. Но как будто в другой жизни. Это блеющее «так сказать» стремительно напомнило Наташе Льва Степановича, столь колоритно изображенного два часа назад Стасом, что карикатурный образ почти затушевал живого человека, искусствоведа.
— Я видел в тебе своего ученика, Анатолий. Вижу и до сих пор. Я вложил в тебя свой мозг. Я вложил в тебя деньги. Ты вернул мне деньги. Но не все. Ты не вернул мне тот неразменный пятак, которым я тебя одарил. Мне, конечно, он не нужен. Но по-о-омнить об этом надо…
Лев Степанович был изрядно пьян и нализывался по ходу разговора. Толик, судя по всему, трезвый, как трамвай, готовился транспортировать господина восвояси. Во дворе, мордой к стальным воротам, стоял белый «феррари».