Подари мне краски неба. Художница | страница 112



— Да все я знаю, Татка, но ничего не могу с собой поделать. Меня точно несет неведомая сила.

— Так что же все-таки ты собираешься делать? — схитрила она, думая разговорить несомого неведомой стихией Стаса.

Но тот внезапно замкнулся. Видать, почувствовал, что наговорил лишнего. А если не наговорил еще, то запросто сейчас проболтается. Не сможет не проболтаться по причине характера.

— У меня нет от тебя секретов, — попробовал вывернуться он, — но сам я кое-что не до конца понимаю.

— Так советуйся со мной, — серьезно предложила Наташа. — Один ум хорошо, а два…

— Ты можешь наломать дров, — как-то в сторону сказал он. — А это недопустимо сейчас. Я ведь не знаю, что ты успела натворить в эти дни. И не спрашиваю. У тебя, например, радикально изменился тон высказываний о многих известных нам с тобой людях. Это веселит меня как эстета, но удручает как практического человека. Мне было бы намного спокойнее, если’ бы тебя сейчас просто не было в Москве.

— Ага, начиная с этой вот секунды.

— Да хоть со следующей, это не принципиально, Татка.

Наташе показалось, что он вполовину проговорился. Она даже была уверена в этом. Стасу нужна мастерская. И не для того, чтобы прятаться. Он как бы нехотя, но демонстрировал прочность своих позиций. Дурак-то дурак, но дуракам везет. Эта истина слишком стара, чтобы не работать сейчас. Он намекал на то, что достал превосходные краски для печатания этих ценных бумаг. Но печатать он, судя по всему, не собирается. Что-то он мнется. Как бы заикнулся о том, что нехило бы выполнить эту трудоемкую и одновременно тонкую работу вместе. Но эта тема больше им не развивалась. Можно подумать, что он действует по чьей-то указке. Отчасти занимаясь саботажем. Выжидая, уклоняясь, пивко импортное попивая в обществе красивой юной женщины. В ее мастерской. Из которой эту женщину хотел бы турнуть.

Он, может быть, прав, хоть он и дурак. Или только потому и прав. Наташа подметила, что в течение последнего времени люди, мелькавшие перед глазами, исчезали и больше не появлялись на горизонте.

Наташа догадывалась, что Бронбеус вел какую-то таинственную войну, впрочем, против кого были направлены боевые действия старого учителя, она не знала совершенно. Что касается Остроуховой, ее отношений с искусствоведом, Толиком и самим Стасом — все это представилось какой-то омерзительной змеиной свадьбой, когда змеи со всей окрути сползаются в одном овраге и сплетаются в отвратительный клубок.