Стас промолчал. Он терялся, когда с ним разговаривали как с пустым местом.
— Ты сначала делаешь, — продолжала она, — а потом думаешь. Как можешь. Ну вот кто ты теперь? Я не знаю. Один мужик, Стас, забрался на чужую дачу, да еще в погреб, видать к выпивке не хватало соленых огурчиков. А замок в погребе был хитрый, знаешь, эти новые технологии, замочек закрылся. И мужик просидел в погребе несколько месяцев. Он, конечно, все съел, что там было заготовлено. Не представляю, что он мог думать, сидя там. Потом его обнаружили хозяева, Стас. Он продал квартиру, возместил ущерб, видать, те запросили много. А потом, Стас, он ушел в монастырь.
— Спасибо, старуха, ты меня в очередной раз выручила, — перешел Стас на обычный шутовской тон. — Посижу тут.
Но было видно, что он обиделся.
— Спать я буду здесь, тебе на кухне постелю матрас. И никаких сексуальных домогательств. Иначе башку проломлю.
— Ты что, Татка, не можешь ночевать в роскошных профессорских апартаментах?
— Ты что, дурак? Я ведь только что сказала, что меня менты пасут и еще шут знает кто.
— Так ведь ничего же у них нет на тебя.
— А ты откуда знаешь? И вообще, что ты знаешь об этом?
— А что, у них есть портфель с компроматом?
— У них есть мой Левитан, оболтус. А как он к ним попал, я пока не знаю, но догадываюсь.
— Тогда, старуха, никуда не деться. Тогда ты у них первая подозреваемая. Уж не подозреваешь ли ты меня? — неподдельно возмутился Стас, скорее оттого, что подобный поворот разговора никак не входил в его планы.
— Да ведь коню понятно, что больше-то и подозревать некого.
— Есть кого, Татка, — с наигранной горечью ответил он. — Ты знаешь, кого я имею в виду. Увы, увы…
— Остроухова Оленька, конечно, пройдоха, но какая-никакая мне подруга. Гадость такую мне она подстроить не в состоянии, да и не знает она, что картинку я сработала…
— Стас твоя подруга, — сокрушенно сказал он, — и друг, и несчастный твой современник. Не будь ты столь талантлива, — он явно хотел перевести разговор в другое русло, — ничего бы не было, ты понимаешь? И мои таланты, твоего Стаса, ни на что бы не пригодились.
Я ведь при тебе, Татка, вроде лешего или домового.
— Ну-ну, — иронически выслушала его излияния Наташа, — только вот имей в виду, что у доблестных ментов руки коротки притянуть меня за Левитана. Краски, которыми написаны все эти картины, уничтожены. Мои оригинальные работы ни один опытный эксперт не соотнесет с подделками. И что касается моей манеры письма, то она переживает процесс бурного становления. Гений мой, Стас, развивается не по дням, а по часам. То-то же, друг ситный.
