Примерно 500 лет назад.
Холодный ветер печально завывал высоко в небесах так тихо и протяжно, словно он знал, словно чувствовал, какой ужас творится сейчас в этом месте, там, далеко внизу. Земля, здесь сплошь укрыта пожухлой мёртвой травой, но снега ещё нет — поздняя осень пришла в эти края. Холодно, но ещё не было первых настоящих морозов. А вот порывы ледяного ветра, первые вестники морозного дыхания зимы, уже есть, зима уже очень близко, очень скоро она вступит в свои права. Уже сейчас даже за крепкими стенами, даже под тёплым одеялом, холод пробирает до костей. И всё же, над домишками, что в беспорядке разбросаны по холмам, не видно ни одной струйки дыма. Ни одна из печных труб, не исторгает ни единого дымного облачка — деревня на холме, словно мертва, словно там уже некому топить печи, наверное, так и есть, или же нет? Может быть, кто-то ещё остался? Но почему они ничего не делают, что б избежать леденящего холода, что принесла с собой поздняя осень? Может быть они столь слабы, что просто не могут бороться и медленно замерзают, смирившись со своей печальной судьбой? Ответа нет, что б получить его, нужно подняться на холмы, нужно войти в деревню. Но кто тот безумец, что решится на это? Кто тот безумец, что ослушается и проникнет в место, уже объявленное проклятым в веках? Наверное, никогда и никто не узнает, что же, впрочем, может быть, и нет. На холмах видно какое-то движение. Кто-то покидает домики, ходит по улицам.
Определённо — деревня ещё не мертва, хотя и проклята и нет будущего у жителей её.
Чёрные фигурки вновь выходят из домов, вот одна из них замирает подле повозки, возится с упряжкой. Недовольно, но очень тихо, словно боясь нарушить гнетущую тишину этого места, словно в страхе пред печальным воем ветра, ржут деревенские лошади. Они как будто понимают, какой кошмар расправил свои чёрные крылья над этим посёлком, какая трагедия сегодня разыгрывается здесь.
Фигурки собираются вокруг телеги, на их плечах узелки и мешки, кто-то несёт на плечах маленьких детей — люди уходят. Но не все. Видны и другие фигурки. Они с трудом выбираются из домов, бессильно падают на пороге и машут руками — они прощаются. Никто не пытается обнять тех, кто остался. Никто не подходит к ним близко, только машут руками на прощанье и слышны голоса, но слов не разобрать, слишком далеко от кольца блокады, до первых домов деревни…
