Логран замешкался. Заходить ему перехотелось. С порога видно было всю хижину — такая же крошечная, как и снаружи. Стол посреди комнаты, очаг у стены, в коем пылают толстые поленья. В углу старый топчан, вместо кровати. Со стен и потолка свешиваются засушенные травы, вяленое мясо, несколько крупных сушёных рыбин, в общем, обычный, не шибко бедный домик. Разве что маленький совсем…, что-то там было не так. Он буквально кожей чуял — нельзя сюда заходить ни при каких обстоятельствах.
— Чего встал-то? — Нахмурился старик…, впрочем, всё-таки, это старуха. Наверное… — Монету, ежели что, то я уже не верну. Понял? Так-то вот.
Логран прикусил губу — заходить не хочется. Это да. Только вот за спиной ледяной дождь шумит, ветер дует в спину, а где-то в куче тряпья, в каковое замотан этот очень старый человек, уже успела исчезнуть полновесная золотая монета. Решения иного и быть не могло.
Он проскользнул в дом и остановился в паре шагов от порога. Дверь со скрипом закрылась, а старуха, ворча что-то невнятное, двинулась к дальней от очага стене…, открыла дверцу неприметную и стала там чем-то шуршать.
Мальчик смотрел на открытую дверь, за коей виднелась крошечная каморка.
Он был готов поклясться, что никакой двери там не было ещё секунду назад.
— За стол садись, накормлю, напою, как прям в тавернах Сабовских, за золотой твой, отъешься у меня, прям так, что и уходить не захочешь.
Логран присел на низкую скамейку за столом, хмурясь в сильном сомнении — маловероятно, что он захочет тут остаться.
В доме пахло странно. Рыбой, травами, от очага дымом несёт — не справляется труба с вытяжкой. Привычные запахи, и с дымом всё ожидаемо. Старый одинокий человек, вряд ли имеет сил, что б самостоятельно очаг поправить и денег, что б кому-то за это заплатить. Да и кто станет одинокому старику посреди равнин Сабасских, чем-то помогать, завидев в его руках монеты?
Скорее уж монеты отберут, и поминай, как звали.
Какой-то ещё запах здесь. Едва уловимый. Никак не сосредоточиться на нём. А ещё, такое чувство, что сквозь стрекот поленьев в очаге и ворчание старухи, пробивается какой-то иной звук, что-то такое неуловимое. Как ни напрягал он слух, не мог расслышать этого звука. Не мог даже понять, на самом ли деле его слышит. Такое чувство, что кто-то…, плачет?
— Кажется, наверное… — Пробормотал Логран, а старуха вышла из каморки и положила на стол мясо, да головку сыра. Проворчав что-то невнятное, двинулась к очагу — там, на рогатинах металлических, пыхтел котелок с чем-то съестным и пахшим так, что Логран мгновенно забыл все свои опасения. Стоило старухе открыть крышку, да варево помешать деревянной ложкой, как слюна наполнила рот, и желудок требовательно заурчал.
