Вонять когда начали, бегать перестали, а до того весело было и страшно немного.
Вспомнился зачем-то Длийпис — вверху жил, через три дома. С крыши упал, да ноги себе все поломал, кости торчали в разные стороны, орал он — ужас. Часа три орал, пока не околел.
Вот и эти, похожи на Длийписа, да на бандитов тех — лица восковые, какие-то не настоящие, словно куклы перед ним лежат, а не люди. Прям и сложно поверить, что всего пять минут назад они были крепкими, всякое повидавшими в жизни этой людьми лихими…
Логран прекратил разглядывать мертвецов. Причин было две — желудок, ненадолго приструнённый страхом, сейчас очнулся и с новыми силами принялся требовать его немедленно кормить. И второе — кто-то плачет. Где-то рядом совсем.
Мальчик завертел головой пытаясь понять, откуда исходит звук. Внутренний двор тут довольно большой и когда-то был даже просторным. Однако случившееся здесь в прошлом, привнесло свои изменения. Несколько брошенных телег, одна перевёрнутая валяется, повсюду пыль, рытвины какие-то. Росшее у стены дерево упало, и его корни торчат вверх и в стороны, заняв собой приличных размеров участок — что смогло уронить такую махину, решительно непонятно. Может от старости дерево рухнуло, кто его там разберёт. Ворота во внутренний двор замка разбиты и что за ними отсюда не видно. Но и плач явно не оттуда доносится, где-то ближе.
Логран двинулся к перевёрнутой телеге, перешагивая через тела и стараясь не наступать на внутренности и кровавые лужи. Пахло тут сейчас очень знакомо — прелым чем-то, влажным, немножко приторным. На душе даже спокойнее стало от этого запаха изрубленных тел. Отчего оно так? Он перешагнул горку внутренностей, выпавшую из человека, сейчас лежавшего на боку, и улыбнулся — вспомнил он. Это ж с лету ощущение такое. Тогда тоже так пахнет. Каждый год, в конце лета, вся деревня так пахнет. Скотину народ забивает, разделывает на мясо, на шкуры, всё потом приспосабливает в пользу, а двадцатину на телеги и в замок везут — ну, раньше. Как Гримтек старосте по рогам прописал латной перчаткой, с тех пор и перестали двадцатину мясом сырым отдавать. С тех пор живьём скотину ведут за двадцатину, а когда, испросив разрешения господаря Гримтека, бывает, и вяленым мясом отдают. Но запах этот всё равно, в конце каждого лета, над всей деревней витает. Да и не только. Скотину ведь каждый режет помимо общего забоя и в иное время. Оно по-разному бывает — мало забили в нужное время, и не хватило, пришлось среди зимы ещё раз на мясо скотину забивать. А бывает, просто свежатины хочется, вот и зарубит отец корову иль поросёнка. Каждый раз этот запах означал вкусную и обильную еду, сон с приятным теплом в животе и довольно урчащим желудком. Даже слюнки сейчас потекли у Лограна.
