— Ваши бороды закатают в кошму. Я буду спать на этой кошме. А жена моя зачнет на ней и родит мне храброго сына!
Шрам на высоком смуглом лбу у киргиза судорожно подергивался, крылья ястребиного носа угрожающе трепетали. Таким Итпола видел Иренека впервые.
4
Купленного Ивашкой парнишку сразу же усадили за стол, досыта накормили кислыми щами и мягкими пирогами с дробленым горохом, а потом заросшим крапивою огородом повели в баню. Топил баню сам дед, в кирпичном очаге раскаливал добела лобастые булыжины, с завидной ловкостью подхватывал их кузнечными щипцами и, отстраняя лицо, опускал в бочку с водой. Камни угрожающе шипели и грохотали, из бочки пыхал синий пар, а дед только покрякивал да кургузым рукавом рубахи вытирал глаза, слезящиеся от едкого дыма.
Когда парнишку ввели в баню и, растерянного, раздели донага, Верещага с трудом усадил его в деревянное корыто. Парнишка завыл, зашелся в истошном крике и весь побелел от страха: откуда ему было знать, что собираются делать с ним в этой прокопченной и тесной русской юрте? А плеснул Верещага ковш теплой воды на узкую, выпирающую костями спину мальца — дух у того перехватило, он вытянулся в струну и замер — вот-вот кончится.
— Боязлив-то как! — укоризненно проговорил дед. — Небось, оттого и в полон угодил, сердечный.
Ласковый говорок Верещаги несколько успокоил и ободрил парнишку. Это было видно по взгляду его узких, юрких глаз, ставшему не то чтобы смелым и доверчивым, но уже и не столь пугливым, как вначале.
— Ты ему руки, руки помой, — улыбаясь, ровным голосом советовал Ивашко, что потный стоял у порога с рушником наготове.
Верещага долго натирал золой заскорузлые руки мальца и тут же смыл с них рыжую мыльную пену. Парнишка зарадовался, что снова увидел свои ладони и свои пальцы и, обращаясь то к Верещаге, то к Ивашке, весело чирикал по-монгольски.
Одежонка на нем была пропотелая, ветхая — вся рассыпалась в тлен. Дед Верещага после мытья взялся было починять и стирать ее, да, намучившись, плюнул, присоветовал Ивашке купить материи и пошить какие-нибудь порты и кафтанишко. Надо сказать, что ухаживал дед за парнишкой ревностно и с явным удовольствием. Наконец-то к самому закату жизни у бобыля проявилась вдруг неизвестно откуда взявшаяся забота о людях, и он радовался этой проросшей в суровом сердце заботе, очень дорожил ею. И удивлялся тому, как мог жить прежде отрезанным от всех заплесневелым ломтем.
Киргизскую речь малец понимал сносно, но имени своего не мог сказать, просто не помнил. Ивашко хотел как-то назвать его, однако, раздумавшись, предоставил это соборному попу.
