— Три. Четыре.
В разгар порки сквозь притихшую толпу продрались желтолицые бухаретины с тощим парнишкой, которого у них так никто и не купил. Все трое враз, как подкошенные, пали на колени перед Михайлой Скрябиным, затем один из них, что побойчее, видно, старшой, по-своему часто залопотал что-то, протягивая к воеводе сложенные — ладонь к ладони — руки.
— Чего он? — недовольно спросил Скрябин у стоявшего рядом с ним Васьки.
Подьячий с недоумением быстро пожал плечами, замялся. Пробежал по толпе проворными глазками, нет ли поблизости какого толмача. И тогда, понимая трудное Васькино положение, пришел на помощь Ивашко. Он выступил из толпы вперед и, сорвав с головы колпак, поклонился воеводе и сказал:
— Купцы просят твоей милости.
— Вот напасть! Чего им надобно?
Бухаретины жаловались на побившего их лихого русского мужика с котомкой, с кучерявой бородой, который хотел было купить парнишку, долго торговался, но почему-то передумал, в гневе набросился на купцов и стал драться. Вон как бил, чуть совсем не изувечил, ай-ай! О, Аллах, разве так можно?
Люд дрогнул дружным смехом. Рыжая голова Артюшки высоко взметнулась над козлом и повернулась взглянуть на челобитчиков. На Красном Яру всякое бывало, но бухаретинов здесь били не часто.
Скрябин схватился за живот, но тут же одернул себя, посерьезнел, бросил Ваське через плечо:
— Пиши, мой свет, чтоб сыскать про то непременно.
Когда Ивашко, запинаясь и отчаянно жестикулируя, перевел бухаретинам строгие воеводины слова, купцы обрадовались, согласно закивали и застрекотали еще громче, то и дело показывая пальцами на ясыря. Воевода с умилением поддакивал им, затем удивленно и вопрошающе посмотрел на Ивашку.
— Купцы просят принять парнишку в поминок, — сказал Ивашко.
— Куда его! Немочен и шелудив ясырь, — зевая, проговорил воевода.
Но бухаретины лопотали свое, они не отступались, они частыми тычками в тонкую шею подвигали затравленного парнишку все ближе к крыльцу.
— Возьми, а он помрет — грех на душу примешь. А так кому его сбудешь? — сказал Скрябин в надежде найти среди казаков и посадских покупателя.
Но площадь растерянно молчала. Не тот товар предлагал воевода, никому не хотелось деньги бросать на ветер.
— Я куплю, — вдруг задорно произнес Ивашко.
— Ты? А каку цену дашь? Ну как дорого запрошу?
— Три рубля.
— Ладно, — с неподобающей его положению поспешностью согласился Скрябин.
Ивашко, постукивая подковками сапог, поднялся на крыльцо, на ходу, под многими завистливыми взглядами отсчитывая деньги.
