— Езжай-ка, — Иван Игнатьевич доверительно перешел на «ты», — туда и познакомься с людьми на месте…
Главный агроном совхоза Василий Иванович мог бы стать видным ученым, сложись его судьба иначе. Но в 1942 году он был под конвоем привезен на Север, в один из лагерей. Вручную, топором да пилой, вместе с другими заключенными расчищал лесотундру и поймы рек, строил, пахал, замерзал в бараках. Об этом он говорить не любит. Куда охотнее и увлеченнее рассказывает о том, что делается сейчас в совхозе, что еще предстоит сделать.
Высокий, худой, сутуловатый, с большим носом, он похож на огромную птицу. Кабинет кажется слишком тесным для него, когда к тому же он еще расхаживает из угла в угол, часто потирая ладонь о ладонь, точно они мерзнут. Говорит глуховатым, хронически простуженным голосом. Сколько вынес этот человек!
Из его рассказа узнаю, что не только до революции, но даже вплоть до середины тридцатых годов пойменные луга и земли, расположенные в нижнем течении рек Косью, Большая Инта, Неча, Сырьяга, Кожим и других, оставались нетронутыми. Все сельское хозяйство Коми размещалось на юге. Когда началось строительство комбината «Интауголь», сразу же встал вопрос о том, как снабжать население будущего города молоком и овощами. Это был вопрос вопросов: только овощи и молоко могли победить бич Севера — цингу.
Некоторые разводили руками: ни молочное животноводство, ни овощеводство в таких высоких широтах немыслимо. Придется завозить из южных районов. Конечно, свежее молоко не повезешь, но овощи можно.
У других была память получше, и они напоминали скептикам о прошлом. Так, по данным переписи 1897 года, крестьяне Печорского уезда имели одиннадцать тысяч восемьсот семьдесят шесть голов крупного рогатого скота, в том числе семь тысяч шестьсот пятьдесят коров. В 1912 году здесь было создано двенадцать маслозаводов, которые производили до восьми тысяч пудов масла в год, причем значительную часть его отправляли через Мезень в Архангельск, а оттуда — в Москву и Петербург. Значит, и самим хватало, и продавали.
— И вот перед нами встала задача: создать свое молочное хозяйство, — Василий Иванович на минуту остановился и рубанул воздух рукой, будто отсекая возможные возражения оппонентов. — Привезли сюда два десятка коров, беспородных, местных. Не представляете, что это такое? Сейчас покажу…
Он достал из стола альбом, раскрыл его. На фотографии, чуточку пожелтевшей от времени, я увидел двух коров. Одна — высокая, статная, круторогая, с большим выменем. Другая — ниже ее, поджарая, на тонких ногах, комолая. Под фотографией надпись: «Корова Урочная— тип современного стада и Арнаутка — представительница типа родоначальников». Разница между ними была примерно такая же, как между Леонидом Жаботинским и тщедушным стилягой. Снимок вполне мог заменить собой рисованную диаграмму, которые так любят помещать в брошюрах.
