Каторжанин | страница 56
— Вот видите, Павел Иванович… — я взял подпоручика под локоть и увлек за собой. — Идемте к Полухину…
Собакин подвел меня к раненым.
У меня сразу екнуло сердце — но носилках лежал Сергей Вячеславович Полухин, мой сослуживец по Восточносибирскому стрелковому полку. Он закончил Александровское училище, я — Павловское, оба пришли в полк в одно время подпоручиками, были одинаково безденежными, любили охоту, ухлестывали за одними и теми девицами, на этой почве и сдружились. Даже после того, как я перевелся в погранстражу, а он в Николаевскую крепость, мы время от времени переписывались. Правда, с попаданием на каторгу все связи разорвались, что особо и неудивительно.
Полухин лежал с закрытыми глазами, перебинтованная окровавленными грязными бинтами грудь вздымалась с булькающим хрипом, мертвенно-бледное лицо сильно осунулось. Он уже был больше похож на мертвого, чем на живого.
— Грудь и живот… — тихо прокомментировал подпоручик. — Наткнулись на японцев возле Михайловки. Сергей Вячеславович командовал отрядом даже раненым, но после второго ранения…
Полухин неожиданно открыл глаза, уставился на меня и прошептал:
— Саша?..
— Тише, Сережа, тише, — я стал на колени рядом с носилками. — Скоро прибудет доктор…
— Уже поздно… — страдальчески улыбнулся капитан. — Уже все поздно. Но ты как здесь? Я слышал… слышал…
Он сильно закашлялся и замолчал.
Я зло чертыхнулся. Майя появится в деревне не раньше, чем через пару часов. А он… он уже умирает…
Полухин опять заговорил.
— Помнишь Сашка, как мы ухаживали… за Машенькой Станкевич?
— Помню, Сережа, помню. Успеем поговорить, просто лежи и молчи. Скоро…
— Нет! — резко оборвал меня капитан. — Слушай! Я женился на Машеньке, ты знаешь это, но у нас родился сын год назад, назвали Сашкой, в честь тебя. Я писал тебе… но письмо почему-то вернулось… уже потом я узнал, что… но неважно! Я рад, что ты живой и здоровый. А мне… мне уже… Сашка, прошу! — он с неожиданной силой схватил меня за рукав и притянул к себе. — Прошу… если выживешь… помоги Машеньке! Молю…
— Я все сделаю! Даю слово… — торопливо пообещал я. — Замолчи ты наконец!
— Я тебе верю… — с облегчением прошептал Полухин. — Ты всегда держал свое слово…
Закрыл глаза и опять потерял сознание.
Я приложил пальцы к артерии на шее, но успел поймать только последний стук сердца. Капитан Полухин уже умер.
Я стиснул зубы. Несмотря на четкие и ясные воспоминания, капитан тоже показался мне совершенно чужим человеком, но его смерть я принял почему-то очень близко к сердцу… Теперь японцы стали уже моими кровниками. И я уже знаю с кого начать.