Пиранези | страница 35

Я гадал, кто бы это мог быть. Не Другой. Я уверен, он никогда не заходил так далеко, и, кроме того, я знаю его почерк – четкий и аккуратный. Значит, кто-то из Мертвых. Человек с Рыбьей Кожей? Человек с Коробкой из-под Печенья? Завалившийся Человек? Потенциально это было открытие огромной исторической важности.

Теперь я знал, что искать, и принялся высматривать на Плитах клочки бумаги. Я начал с юго-восточного угла и методически обошел весь Зал, ничего не упуская. Поначалу серебристые чайки громко возмущались, но вскоре поняли, что я не подхожу к их гнездам и птенцам, и перестали обращать на меня внимание. Я нашел сорок семь клочков бумаги, но, когда встал на колени и попытался их сложить, понял, что еще многих недостает.

Я огляделся. Чайки свили гнезда на плечах Статуй и на Пьедесталах; одно было втиснуто между Ногами у Статуи Слона, другое примостилось на Короне Старого Короля. В гнезде на Короне я разглядел еще два белых обрывка. Я осторожно подошел и забрался на соседнюю Статую. Тут же на меня набросились две чайки, возмущенно крича и норовя ударить крыльями и клювом. Однако я не уступал им в решимости. Одной рукой я держался за Статую, а другой отбивался от птиц.

Гнездо являло собой беспорядочную груду сухих водорослей и рыбьих костей; между ними я разглядел четыре или пять обрывков исписанной бумаги, после чего спустился со Статуи и отошел на середину Зала, подальше от Стен, гнезд и разгневанных чаек.

Я задумался, как быть дальше, понимая, что сейчас недостающие куски не добыть. Чайки не позволят мне разобрать их гнезда – да я этого и не хотел. Нет, надо дождаться конца Лета – а лучше даже начала Осени, – когда птенцы вырастут и гнезда опустеют. Тогда я вернусь и заберу остальные клочки бумаги.

Я аккуратно сложил сорок семь обрывков к себе в мешок и продолжил обратный путь.

Запись от Двадцать второго дня Шестого месяца в Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос

Сегодня я пришел во Второй юго-западный Зал со своими Звездными Картами.

Другой стоял, прислонившись к Пустому Пьедесталу, – локти его опирались на Пьедестал, ноги были скрещены, на лице умиротворение. На нем был безупречный костюм, черный в синеву, и ослепительно-белая рубашка. Он дружески улыбнулся:

– Как ботинки?

– Превосходно! – воскликнул я. – Замечательно! Спасибо! Они для меня еще более драгоценны тем, что это знак твоей дружбы! Иметь такого друга – величайшее счастье!