Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 2 | страница 93
И все-таки не сказал он до сих пор, почему он поверил другим, а не поверил мне, моему отношению к нему, почему не захотел прямо со мной поговорить?
Так легко перевёл в «оппозицию» и всё!
Почему тебе было так легко перевести меня в эту «оппозицию»?
Почему? Не нахожу ответа.
Вчера позвонили из редакции, сказали, что обе мои статьи единогласно решено поместить в юбилейный номер. Просили разрешения подписать статьи разными фамилиями (две статьи в одну газету одного автора нельзя, — говорят, — помещать»). Посоветовала одну из них подписать девичьей фамилией. Петр протестует: «Какая ты, — говорит, — Нохрина, ты Колотова и все».
Геле Такаевой сказала, что не люблю анонимок и не хочу, чтобы написанное мною подписывалось не моим именем. Так и решили: одну подписать девичьей фамилией, другую — настоящей (теперешней).
Великое дело это — моральный стимул, моральное поощрение. Я уверена, что дальше будет больше форм морального поощрения, и они будут определённее: чем и за что награждать. Только присуждаться эти награды должны в коллективах обязательно совместно бюро парторганизации, местком и дирекцией на общем их заседании. Тогда только и можно правильно решить вопрос о награждении так, чтобы не было обид.
Нет, не открыло тёплое слово железные ворота к душе человека. «Стоит ли усложнять жизнь», — решил ты, наверное, думая только о себе. Ты никогда не думал обо мне, не подумал и тут. Нет, не сложнее бы была твоя жизнь, а богаче, полнее, окажись бы ты и тут настоящим человеком до конца.
Ни одна струнка не зазвучала, не дрогнула даже в твоей, нет, не ледяной, сухой душе. Будь бы это не так, не смог бы ты сказать мне ни одного слова неправды. А ты сказал, не подумав даже, как это будет больно мне.
Не встречаюсь я больше уж с тобой в мыслях своих, потому что встреча с тобой доставляет мне не радость, а боль. И не шагаешь ты уже больше рядом со мной по жизни моей, и холодно, неуютно мне на земле от этого. Как же ты ничего не понял этого?
Бесполезно спрашивать, бесполезно ждать ответа.
Крепись, Анастасия Николаевна, будь сама человеком.
Как же мне крепиться, как любить жизнь, когда она так безжалостно отнимает у меня самых близких мне людей: Ава, Алёша и, наконец, В.Г… Даже его не сохранила мне судьба.
Вспоминается Алёша….
Лежит тяжело больной, задыхается. И я около него. Чем облегчить его страдания? Чем мысль его занять, отвести в сторону от страданий? Вспомнила, было у него одно стихотворение Сергея Острового, которое было для него девизом его жизни. Он с большим удовлетворением рассказывал, как он за прочтение этого стихотворения получил даже премию на смотре художественной самодеятельности. Рассказанное от души, оно и дошло до души.