Утренняя экскурсия убедила меня и Боба в том, что если и в дальнейшем мы будем ежедневно собирать свои коллекции вместе, то нам не удастся выполнить на Атхе всей нашей программы. Поэтому было решено, что Боб займется собиранием гербария, а я, оставаясь в деревне, попытаюсь ближе познакомиться с ее жителями.
Мое первое впечатление подсказывало, что алеуты — народ скромный и очень застенчивый. Вопреки ожиданию я убедился, что они весьма далеки от тех отсталых эскимосов, которые всего лишь двести лет назад пользовались орудиями каменного века. Мне кажется, что каждый, посещающий их впервые, испытывает некоторое разочарование, не обнаруживая старинных обычаев, примитивности, традиционных черт материальной культуры — всего, что у нас связано с представлением об эскимосах.
Алеуты смуглокожи, они не слишком развиты, быть может, беднее рыбаков в Штатах и несговорчивы в своих взаимоотношениях с белыми из-за разделяющего их языкового барьера. Но они носят одежду, приобретенную в магазине, едят консервированные продукты, используют подвесные моторы и читают американские журналы. Алеутские матери кормят своих младенцев детской питательной смесью, и, как сообщил мне Михи, почти в каждой семье имеется хотя бы старенький фотоаппарат или по меньшей мере радиоприемник. Они любят ковбойские песни. Однажды, проходя под окном, я услыхал, как алеутская домашняя хозяйка напевала "Глубоко в сердце Техаса". Она совсем неплохо воспроизводила эту мелодию.
На следующее утро после нашей экскурсии к рифам Михи повел меня в гости в семью алеутов с Атту. Когда мы подходили к дому, мне было странно увидеть ванну, стоявшую у заднего крыльца. Ванны встречались по всей деревне, некоторые из них были еще в упаковке. Ясно, что эта сторона цивилизации здесь не привилась. Интересно, что подумало бы наше правительство в Вашингтоне, узнав, что в этих белоснежных подарках, присланных для поднятия культурного уровня алеутов, пускают кораблики дети или же они служат для собирания дождевой воды. Интересно также, сколько алеутов, использовав ванны по назначению, схватило воспаление легких и умерло.
Следующее, что бросилось мне в глаза в доме, куда я пришел, был кусок тюленины, черный от засохшей крови и засиженный мухами. Мясо висело на гвозде, вбитом в наружную стенку, и выглядело весьма и весьма неаппетитно. На заднем дворе валялись кишки и обглоданные кости. Михи провел меня через кухню, в которой было не чище. На полу лежали испачканные половики, валялись остатки пищи и грязная одежда. Тут же на разостланном одеяле лежал ребенок с соской во рту, а двое котят, плутовски поглядывая, лакали молоко, пролившееся из откатившейся в сторону бутылки. Мне ударил в нос резкий запах варившегося мяса морского льва. В комнате было настолько жарко и душно, что в первые минуты мною овладело непреодолимое желание выскочить за дверь на прохладный чистый воздух, но очень скоро я свыкся с этими непривычными запахами и перестал их замечать.
