Мне стало жутко. Я весь съежился в темноте, только теперь осознав, какая зловещая тишина стояла в пещере, и поступил так, как при подобных обстоятельствах поступил бы каждый — принялся насвистывать себе под нос. Вскоре мне очень захотелось поскорее отсюда убраться, и я торопливо пополз по сырому дну пещеры и по черепам назад, к желанному свету.
Единственными звуками, доносившимися до моего слуха извне, были ленивое жужжание насекомых, залетевших в траву, да шум далекого прибоя. Было пасмурно, небо затянули тучи. В долине ни малейшего признака ветра. Даже кончики трав стояли не шелохнувшись.
Присев у входа в пещеру, ошеломленный, я размышлял обо всем увиденном. Теперь маленькая долина казалась еще таинственнее, чем раньше, когда я смотрел на нее с вершины кряжа, и еще более отрезанной от остального мира. Попав в нее, я почувствовал себя словно отброшенным назад во времени. В пещере я прикоснулся к тому, что принадлежало далекому прошлому, увидел картину минувших веков. Эта мысль вызвала во мне странное чувство, и я невольно огляделся вокруг, точно ожидая обнаружить какого-нибудь выходца из каменного века.
И тут я заметил, что каменные стены, отгораживающие долину, тянутся за покрытый галькой берег моря и уходят в воду. Узкая полоска отмели окаймлена острыми черными рифами, о которые разбивались волны. Поистине долина была отгорожена от всего мира. А что, если я не сумею выбраться отсюда?
Но кто же были те люди, которые в глубокой древности приносили сюда человеческие останки? Жили ли они в этой крошечной долине или же только приходили сюда, чтобы похоронить своих покойников в темной пещере? И тут меня осенило, что, быть может, мною сделано важное открытие, я почувствовал необыкновенный подъем духа, всякие страхи отступили на задний план. Я полез обратно в пещеру, намереваясь еще раз обследовать ее.
Однако я все оставил в том виде, в каком нашел, и с большим трудом вскарабкался на крутой гребень горы, твердо решив возвратиться сюда с бумагой для зарисовок и фотоаппаратом, чтобы заснять все находки до того, как что-либо трону с места. Но больше я туда не попал. От морской базы до спрятанной долины немалый путь. Прежде чем мне удалось совершить такую экскурсию вторично, я был переведен в другое место, откомандирован с Алеутских островов домой и вернулся к гражданской жизни.
После войны я не раз вспоминал свою долину с ее безмолвной пещерой захоронений, но никак не предполагал, что когда-нибудь увижу все это вновь. С несказанным чувством облегчения от того, что у меня с флотом и Алеутскими островами покончено, я возобновил занятия в Мичиганском университете, намереваясь его закончить. В то время я готов был винить эти острова и за свои расстроенные планы, и за все тяготы военной службы. Вот почему, когда профессор ботаники Харли Бартлет предложил мне, вскоре после моего возвращения в Мичиган, вернуться на Алеутские острова для сбора коллекций и изучения флоры, я подумал, что он тронулся. Это было равносильно тому, чтобы просить арестанта, недавно бежавшего из тюрьмы, вернуться туда для изучения характера людей.
