— Ждать некогда, у солдат обед готов? Бобы остались, горох, сало?
— Пообедали уже, но что-нибудь найдем.
— Побыстрее.
Волков поворачивается к Брюнхвальду:
— Надеюсь, Гренер жив и здравствует?
— Здравствует, здравствует, — заверил его Брюнхвальд.
Но тон у Брюнхвальда был уже другой.
— Максимилиан, Гренера ко мне. Немедля.
Солдаты из роты Брюнхвальда уже ставили его шатер, искали мебель по обозу, но ему не терпелось. Он был голоден, но голод он перетерпел бы. Он надеялся, что, поев, он быстрее избавится от слабости, которая его раздражала. Ему уже несли бобы в хлебной подливе, толченое сало с чесноком и свежим хлебом, сухофрукты, два вида сыра и вино. Все ставили прямо на бочку из-под пороха. Кавалер сел есть, во время обеда со всех концов лагеря собирались офицеры и молодые люди из его выезда. Все спешили к нему, чтобы поздравить его с победой. Тут был и капитан фон Финк, и Рене, и Бертье.
Они кланялись, поздравляли его, останавливались неподалеку, переговаривались. Он отвечал им всем и улыбками, и поднятием кубка. Только Роха, болван, допрыгал до него на своей деревяшке и полез обниматься:
— Жив? Чертов Фолькоф, я уж думал, что ты не вылезешь из-под чертовых перин, совсем был белый, когда с тебя снимали латы. Белый, и пальцы такие холодные были, как у покойника. Да, монах у тебя молодец, молодец. В который раз убеждаюсь.
От него несло луком, дешевым винищем и потом. Кавалер всем видом показывал ему, что сие поведение сейчас недопустимо, но Роха крепко держал его:
— Ты что, болван, щупал меня, пока я был в беспамятстве? — спросил Волков, морщась от таких душистых объятий.
— Ну, не то чтобы щупал, пожал руку на прощание, думал, что ты преставишься, уж больно бледен ты был и холоден, — он выпустил кавалера из объятий.
Он не отошел и продолжал:
— А мы им крепко врезали, друг, крепко, жаль, что ты не видел этот берег позавчера, — Роха повел рукой. — Тут все, все было завалено мертвяками. А еще сколько водой унесло — не сосчитать. У нас пленных полторы сотни, ребята ждут твоего решения — что с ними делать.
— Хотят их перерезать? — спросил Волков.
— А как же, перерезать или покидать их в холодную воду, или еще что похуже.
— Значит, плохая война? — спросил кавалер, отпивая вина.
— Истинно так, брат, плохая война.
Тут среди господ офицеров появился Максимилиан, за ним шел Иоахим Гренер. Доспехи его видали и лучшие времена, а сапоги и плащ были откровенно стары. Гренер был не весел, вид он имел человека, который знает о своих ошибках. Он поклонился кавалеру:
