— Шатер мой поставили?
— Должны были, — сообщил тот. — Я схожу, проверю.
— Нет нужды, — остановил его кавалер. — Господа, на сегодня более сил у меня нет, хворь еще не отпустила меня, прошу простить, я пойду прилягу.
Офицеры ему кланялись, а он офицерам.
В шатре печь уже пылала, было там тепло. Максимилиан помогал ему раздеться, стаскивал сапоги, хоть и тошнило кавалера, но говорил:
— Вы теперь мне не оруженосец и не паж, вы теперь мой знаменосец.
— Я знаменосец? — не поверил юноша. Он так и застыл с сапогом Волкова в руках.
— Ну, ты же носишь мое знамя?
— Носил, пока более достойных не было.
— Более достойных я и сейчас не вижу. Сапоги отныне уже не ваша забота, сыщите мне денщика. А оруженосцем будет Увалень. Кстати, а где он?
— Послан в Мален к епископу и госпоже Эшбахт с вестью о победе, — ответил Максимилиан.
— Хорошо, хорошо, — произнес кавалер. — Но за конями все равно следи, мне нравится, как ты следишь за моими конями.
— Спасибо, кавалер, спасибо, — юный знаменосец схватил его руку и поцеловал. — Для меня большая честь служить при вас.
Волков лег на свою походную кровать, а Максимилиан накрыл его периной.
Волков чувствовал себя все еще нехорошо. Но тошнота — бабья болезнь, в его представлении она не была причиной для лени и безделья. Едва рассвело и едва он позавтракал, как к нему пришел Карл Брюнхвальд со списками всего захваченного у горцев.
Трофеев было не так чтобы много. Из ценного только оружие и доспехи, ну, и лодки с баржами. Все остальное провиант, но и его было немного.
Закончив перечисление, ротмистр спросил:
— А что будем делать с пленными? Солдаты будут рады, если вы отдадите пленных им.
Волков сидел на кровати, кутался в шубу, несмотря на то что в шатре была печь. Он молчал. Да, он понимал солдат и их вековую ненависть к горцам. Он тоже ненавидел этих жестких и спесивых мерзавцев с гор. Но кавалер давно не был солдатом, он даже уже не был офицером, он не имел права ни на эмоции, ни на желания. Он должен был думать о будущем. Пойти на поводу у солдат и перерезать полторы сотни горных свиней — это, конечно, приятно, это потешит его самолюбие, и солдаты будут довольны своим командиром. Только ничего этого не будет. Он должен думать о будущем. А какое у него будущее? Бесконечная война с кантоном, который в десять раз сильнее и в сто раз богаче его? И что ждет его в таком будущем, кроме бегства или смерти? Нет, он должен был думать наперед.
— Кормите их, — наконец сказал он Брюнхвальду, — разрешайте жечь костры. Раненых, что умерли, сложите на берегу, чтобы с того берега их было видно.
