Он был совсем взрослым, по ее представлениям, лет двадцати шести – двадцати семи. И безумно, нереально красивым, будто сошедшим с экрана.
Она все же заставила себя отвести глаза и с деланым равнодушием уставилась в окно. Этот взгляд, однако, не назойливый, не сверлящий, но неотрывный, продолжала чувствовать каждой клеточкой.
Ночью переправлялись на пароме, и пассажиры высыпали на палубу. Наслаждались красотой южной ночи, тихо переговариваясь. Он стоял чуть поодаль и уже улыбался ей как старой знакомой. И не было в этой улыбке ничего плотоядного, сального, оценивающего – лишь открытость, доброжелательность и искренний восторг. Это вызывало какую-то неловкость, но было невообразимо приятно. И Люда тоже изредка поднимала глаза и застенчиво улыбалась.
А ранним утром поезд съехал на берег, и речной пейзаж молниеносно сменился другим – бесконечным полем в предрассветной дымке, раскинувшимся роскошным ковром с незатейливым, но изысканным узором до самого горизонта. И снова люди повысыпали из вагонов, и снова восхищенно охали, любуясь первозданной красотой, которую не способен передать с точностью даже самый гениальный художник.
Она вдруг ощутила предательский холодок пустоты. Будто что-то привычное, удобное внезапно исчезло, а ей этого не хватает. Оглянулась и поняла – среди восторженных пассажиров его не было. Вот и все… насмотрелся… Что это? Обида? Разочарование? Да с чего бы? Ведь и слова друг другу не сказали! Ну и ладно! Подумаешь, Жан Маре…
Он появился так же внезапно, как и исчез. Счастливый, задыхающийся от быстрого бега, с сияющим взглядом, с огромной охапкой еще влажных, покрытых капельками росы полевых цветов. И протянул их ей. Людочка приняла, вспыхнула и спрятала раскрасневшееся лицо в букете. Казалось, что это сон – прекрасный, сказочный, настолько красиво было все происходящее. И просыпаться ей не хотелось.
Пассажиры забыли о предрассветных прелестях природы и теперь смотрели только на них. И вдруг… зааплодировали!
Он вышел на две станции раньше и еще долго стоял на перроне, глядя вслед уходящему поезду. А Люда смотрела и смотрела в окно, пока последние дома неизвестного ей поселка не исчезли из виду.
Все лето она провалялась на диване с томиком Бунина, лишь изредка выходя прогуляться по улочкам приморского городка. Однажды услышала, как тетка гордо сообщила по телефону родителям: «Людмилка-то наша совсем барышня! Да какая красотка – соседские мальчишки глаз не сводят!» А она и не заметила…
