– Добрый день, – улыбнулся он своей необыкновенной улыбкой.
– Здрасьте, – смущенно буркнула Ирочка. Ну надо же было, чтобы он увидел ее именно сейчас, когда она неслась, как мальчишка, ненакрашенная, с небрежно собранными в хвостик волосами!
– А я и не знал, что самая красивая девушка нашего дома еще и спортсменка. Ты чем занимаешься?
– Баскет. Извините, я опаздываю, – и она промчалась со скоростью, достойной спринтера-чемпиона.
– Беги, конечно, беги! Комсомолка, активистка, в конце концов, просто красавица! – произнес он со специфическим акцентом крылатую фразу и рассмеялся.
Как?! Как он сказал? Самая красивая девушка нашего дома… Значит, он считает ее красивой? И видит в ней девушку, а не гадкого длинноногого утенка?! Как же прекрасна жизнь! Как здорово, что она, Ира, такая… такая, как есть! Молодая, здоровая, сильная, красивая!
На тренировке и ближайших соревнованиях она превзошла самое себя, чем окончательно покорила тренера. В школе тоже многое изменилось: Ира стала другой, уверенной, невозмутимой, мягкой. Откуда-то взялись и женственность, и грация. А там и взгляд новый появился – слегка снисходительный, будто затаенно улыбающийся, уплывающий. Неуютно под этим взглядом задирам стало, замолчали. Муж много позже признавался, что именно на него, на взгляд этот, и купился.
Дашке, дочке, проще было. Новое поколение, новые ценности, иные стандарты… Она уже классе в третьем, когда привычно шептались на ночь, спросила чуть смущенно: «Мам, а когда у девочки ножки длинные, это красиво?»
«Это ОЧЕНЬ красиво!» – убежденно произнесла мам.
…А четырнадцатилетняя Людочка тем временем ехала в поезде. Он уносил ее к тетке, на Кубань, в те волшебные края, где она всегда ощущала такую пьянящую свободу, что в первый же день превращалась в необузданную носящуюся по лугам дикарку, лазающую с мальчишками по деревьям, голышом кидающуюся в реку и чувствующую себя частью природы, а не благовоспитанной девочкой из хорошей семьи, которая снова просыпалась в ней только по возвращении в Ленинград.
Состав выскочил из тоннеля, и Люда зажмурила глаза от внезапно яркого света. А когда открыла, словно споткнулась об этот взгляд – удивленно-восторженный, радостный, восхищенный. И уже тоже не могла отвести своего, смятенного, ошеломленного. Она испытывала что-то непонятное, неведомое ранее: это была какая-то чудовищная смесь смущения, восторга, потрясения и еще неизвестно чего… Но от этого хотелось летать, парить, хохотать, радоваться.
