:
«Не подлежат отнесению к государственной тайне и засекречиванию сведения:
о чрезвычайных происшествиях и катастрофах, угрожающих безопасности и здоровью граждан, и их последствиях, а также о стихийных бедствиях, их официальных прогнозах и последствиях;
о состоянии экологии, здравоохранения, санитарии, демографии, образования, культуры, сельского хозяйства, а также о состоянии преступности;
о привилегиях, компенсациях и льготах, предоставляемых государством гражданам, должностным лицам, предприятиям, учреждениям и организациям;
о фактах нарушения прав и свобод человека и гражданина;
о размерах золотого запаса и государственных валютных резервах Российской Федерации;
о состоянии здоровья высших должностных лиц Российской Федерации;
о фактах нарушения законности органами государственной власти и их должностными лицами.
Должностные лица, принявшие решения о засекречивании перечисленных сведений либо о включении их в этих целях в носители сведений, составляющих государственную тайну, несут уголовную, административную или дисциплинарную ответственность в зависимости от причиненного обществу, государству и гражданам материального и морального ущерба. Граждане вправе обжаловать такие решения в суд».
Впрочем, на фоне слов Патрушева из того же интервью: «Мы не отказались от своего прошлого, честно сказали: история Лубянки уходящего века — это наша история, какой бы горькой и трагической она ни была»,— все выглядит вполне логично. Странно только, зачем же отождествлять себя с преступниками из коммунистического прошлого? Немцы, вот, взяли и отказались от своего преступного прошлого. Неплохо, в конечном итоге, у них получилось.
У нас же реформирование спецслужбы подменили редактированием названия — уже несколько раз меняли (КГБ — МБ — ФСК — ФСБ), но все равно НКВД получается — по стилю и методам деятельности. Потому от изменения названия ничего и не меняется: как было НКВД, так и осталось. Просто люди, которые ничего не умели, кроме отлова и изгнания из страны диссидентов, теперь держат в руках штурвал государственной власти.
Без ложной скромности чекисты до сих пор оценивают и свою роль в революции 1917 года: «Чекист — это право на высокий удел» (выступление на юбилее по случаю 85-летия владимирского УФСБ)[4]. Господи! Да это ведь просто какая-то ведомственная мания величия в клинической форме!
В том же интервью 2000 г. Патрушев говорил: «Когда мне приходится вручать нашим ребятам правительственные награды, я внимательно вглядываюсь в их лица.
