– Ага, – ответил Адам. – А вы?
– Идем, – кивнула Карен. – Вот только озеро я не люблю. Слишком холодное.
– Никто же не будет в нем плавать! – Тут Рене сделала умеренно испуганное лицо. – Да?
Адам сказал, что понятия не имеет.
– Мы с Анджелой везем пиццу с ее работы.
– Почему? – спросила Карен, сканируя журнальные столики (это было легко, потому что в наличии всегда имелся только один или два). Рене и Адам тем временем стояли без дела.
– В смысле – почему? – не понял Адам. – А почему нет?
– У него мама – врач. Уж они-то могут позволить себе пиццу!
– Ну да. Заплатят они, – сказал Адам. – Мы только привезем.
Тут ему пришло в голову, что финансовый вопрос пока не обсуждался. Никто, кажется, не говорил ему, что заплатит за пиццу…
– Я сам вызвался, – задумчиво добавил он.
– Вот молодец, – не глядя, сказала Карен.
– Ты что?! – мягко осадила ее Рене.
– А что? Если ему так нравится помогать людям и ничего не получать взамен – это не мое дело, верно?
– Я не… – выдавил Адам и зачем-то убрал на полку столик. – Он не… Ладно, неважно. – Все равно он сегодня уезжает. Так что и говорить не о чем. Да и о чем тут было говорить?
– Разбитое сердце – не позор, – тихо пропела Карен. Адам сделал вид, что не услышал.
В самом деле, почему он один везет всю пиццу? А может, даже платит за нее. (Нет. Нет, семья Гарсия – порядочные люди. Ужасно занятые, но порядочные.) И что тут такого – они с Энцо друзья, разве нет? Разве друзьям нельзя помогать друг другу? Друзьям, между которыми лежит черная бездна боли, но видит ее лишь один из них…
– Ты ведь понимаешь, что у нас все несерьезно? – спросил Энцо накануне того дня, когда они стали «друзьями». Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как он признавался Адаму в любви. И две секунды после того, как признался Адам (в последний раз, как выяснилось).
– Мы просто прикалывались, – сказал Энцо, не глядя ему в глаза. – Только и всего.
Поначалу он решил, что Энцо шутит – конечно, шутит! Разве шестнадцать месяцев – это несерьезно? Что это, если не любовь?
– Подростковые эксперименты, все такое, – продолжал Энцо. Ах вот, значит, что.
В тот момент Адам еще мог спасти… ну, если не отношения, то хотя бы свою самооценку. Однако он увидел панику на лице Энцо – на таком знакомом и любимом лице: эти губы, которые он целовал, эти глаза, в которых сверкали слезы и смех… Энцо был в ужасе, и Адам оторопел.
– Ага. – Он засмеялся принужденно, через силу. – Ну да, прикалывались! – Еще посмеялся. – Эти признания в любви – по приколу, ха, ха, ха!
