«Квакин вылитый», — думаю я и делаю вид, что не слышу.
— Тебе говорят!
Взгляд у глазастого липкий, точно он ощупывает карманы.
— Сам поднимай, — отвечаю я.
Мне надо уходить. Я это понимаю, но упрямство, вернее — гордость, удерживает на месте.
— Гляди. Храбрый!!
Глазастый приподнимается на локтях.
— Кто ты такой?
— Человек!
— Чёрт ты рогатый! Баклан! — смеётся приятель глазастого в лягушечьем немецком кителе, подпоясанном солдатским ремнём с алюминиевой бляхой.
«Гот мин унс», — машинально читаю про себя немецкую надпись на бляхе.
— Кто? Не расслышал.
— Человек!
Я вкладываю в это слово совсем другой смысл, чем те трое.
— А! Чего с ним толковщину разводить!
Парень в кителе спрыгивает с поленницы, поднимает карту и двигается прямо на меня.
— В лоб хочешь?
И, прежде чем он замахивается, я бросаюсь на него. Парень от неожиданности не сопротивляется. Он обхватывает голову руками, прячет её от ударов.
— Макар идёт! — раздаётся тревожный крик глазастого.
Все три картёжника бегут от школы по пустырю, перепрыгивают через окопы, грозя кулаками.
Сзади за шиворот хватает цепкая рука. Высокий мужчина со смешным седым хохолком на голове смотрит на меня усталыми, глубоко запавшими глазами. Вокруг девчонки и мальчишки. Границы между школами уже нет, и «классной дамы» тоже.
— Макар Моисеевич! — кричат девчонки. — Он не виноват! Это опять Шишимора со своими пришёл… Они первые!
Мальчишки молчат.
— Иди за мной!
Макар Моисеевич поворачивается, идёт к школе.
— Ты ему расскажи! — советуют мне девчонки. — Это Макар, ваш директор. Он добрый! Ты расскажи…
Макар Моисеевич, пропустив меня в кабинет, плотно прикрывает дверь.
— Фамилия.
— Зорин.
В окно видно, как у поленницы глазастый что-то оживлённо говорит своим дружкам. Парень в зелёном кителе держится за глаз и кивает головой.
— В какой класс пришел?
— В седьмой.
— Комсомолец?
— Ага!
— Так-так…
Макар Моисеевич подходит к окну, смотрит на Шишимору с друзьями.
— Это хорошо, что комсомолец. Единственный член союза на всю школу — и тот Аника — воин.
— Я же…
— Безотцовщина, — вздыхает Макар Моисеевич. — И так каждый день. Учиться не хотят, а к началу занятий приходят. Тянет, значит, в школу. Одним словом, безотцовщина! С которым ты дрался, его отец у меня учился. Брагин был такой, погиб Брагин, а сын… Ну ладно, марш в класс!
Я поворачиваюсь к двери.
— А знаешь, что тебе будет после уроков? — спрашивает директор школы, продолжая смотреть в окно.
— Ага!
— Проводить до дома?
— Зачем? У меня товарищ есть. Руслан Дубинин.
