Портрет моего мужа | страница 37



Волосы впервые я обрезала на Сайман, и сала Терес счел их годной жертвой. Мы вместе стояли над костром, который разложили на древнем алтаре, и я смотрела, как пламя окрашивается зеленью, предрекая мне счастье в личной жизни.

Местным это пришлось по душе.

С ними я тоже свыклась, что с грубыми на вид рыбаками, из которых лишнего слова не вытащишь, полагаю, отчасти потому, что живы были в их памяти времена, когда выходили они не только на рыбью охоту; что с женщинами их. Те тоже не отличались разговорчивостью. Они, казалось, появлялись на свет с темною кожей и выгоревшими, почти белыми волосами. В столице, верно, это сочли бы уродливым, но здесь…

Здесь все было немного иначе.

А потом вновь появился Мар.

Едва завидев незнакомый цеппелин — тонкий, с виду хрупкий, будто из стекла отлитый, — я поняла, что прибыл он по мою душу. И отложила заготовку.

Сняла фартук.

Вытерла ветошью руки. Анатор гасить не стала, не хватало еще ради Мара испортить заготовку, на которую ушло почти семь унций алюминия.

Я провела ладонью по коротким — здесь такие и мужчины не носят — волосам и даже заглянула в зеркало, убеждаясь, что остров коснулся меня. Кожа потемнела, то ли от загара, то ли от веснушек, губы потрескались, а брови стали ярко-рыжими.

Ветер… ветра здесь дуют круглый год.

Я поднялась на башню и смотрела, как кружит чужак, пытаясь найти точку опоры. Для местных ветров он был слишком легким, а лоцман, не знакомый с течениями, не справлялся, и цеппелин то и дело относило в сторону сизо-лиловых скал. Они были недостаточно высоки, чтобы дотянуться до гондолы, но выглядели довольно угрожающими.

Я помню.

— Ишь, — сала Терес дернул себя за бороду. — Выплясывает, чтоб ему…

Он хотел добавить пару слов покрепче, но лишь покосился на меня с упреком, будто бы я виновата, что воспитание мешает ему выругаться.

Может, и виновата.

Я не знаю.

Но вот пилоту удалось выровнять махину.

Якорные цепи упали на крышу. А я подумала, что было бы неплохо, если бы они не зацепились…

Мар спустился один.

Светлый редингот, наброшенный на костюм оттенка экрю. Темно-лососевая рубашка с тонким галстуком, в котором поблескивала алым глазом булавка. Ботинки сияют. Поскрипывают благоразумно надетые галоши. Но все равно вид у моего супруга на редкость… нелепый?

Пожалуй.

Он же, окинув меня взглядом, сказал:

— Отвратительно.

— Я тоже не слишком рада тебя видеть.

— Куда он тебя запихнул? В эту дыру… — он обвел рукой островок, который с вершины башни казался совсем уж крохотным. И да, вид не слишком впечатлял.