Ясмина не узнавала его. Раньше такие споры были ему безразличны, более того, неприятны. Он не любил, когда друзья спорили. В какой-то момент вставал и заводил песню, которая снова всех объединяла.
– Мектуб? – вскочил Скандер. – В вашей книге разве что, но не в нашей! Поди-ка ты с Торой в службу поземельных книг и скажи: Bonjour, Messieur et Mesdames, мы должны аннулировать три тысячи лет, это мектуб!
Альберт попытался успокоить молодых людей:
– Разве у нас на самом деле не один Бог на всех? Разве не он суть всех трех наших книг?
– С каких это пор ты веришь в Бога, папа́? – засмеялся Виктор.
Альберт улыбнулся:
– Ну, если наука в один прекрасный день выяснит, что Бога не существует, что же, евреям тогда придется снова покинуть Землю обетованную?
Рабби Якоб, который все это время страдальчески молчал, проговорил тихо, но отчетливо:
– У нас нет ни страны, ни столицы, ни границ. Господь даровал нам в пустыне заветы, чтобы втолковать нам: его законы действуют всюду! Наша религия привязана не к стране, а к книге, которую мы всегда можем взять с собой.
– Книга – это хорошо, это красиво, – с сарказмом ответил Виктор. – Но свою жизнь я лучше доверю этому.
Он достал из кобуры пистолет и положил на стол. Все смолкли, уставившись на оружие.
– Убери! – негодующе воскликнула Мими.
Рука Виктора лежала на пистолете. Альберт потянул сына за локоть, но рабби Якоб удержал его.
– Может, оружием ты и сможешь победить врага, – сказал он. – Но ты никогда не будешь в безопасности. В этом мире есть только одна истинная защита. Ты знаешь, в чем она, Виктор?
– В вере! – с раздражением воскликнул Леон. – Да, разумеется, рабби, но мы здесь говорим не о потустороннем, мы говорим о реальном.
– Нет, – ответил Якоб, – я имею в виду нечто другое. Дружбу. Хорошим соседям не нужно оружие.
Чем громче звучали голоса, тем тише становился Альберт. Расхождения во взглядах были всегда, но пока будущее было общим, они не разделяли людей. Напротив, разница во взглядах была доказательством их общей идентичности, которой они гордились. Однако принцип «разделяй и властвуй», подхваченный нацистами, превратил трещины в разломы. Хрупкое равновесие между общинами пошатнулось. Альберт, убежденный космополит, догадывался, что с этими молодыми идеалистами пришел конец эпохе. Теперь каждый хотел жить в своих собственных границах. И из трех недостижимых идеалов, почитаемых Альбертом, – liberté, égalité, fraternité — оставался лишь один: свобода от других.
