Утром наверху раздался отчаянный вопль — похоже было, что кричал молодой паренек. У Мирхайдара похолодело под сердцем — он вспомнил о своих сыновьях. Может, кого-нибудь из них втолкнули сейчас в зиндан?.. Старик шорник, поняв его беспокойство, объяснил, что, наверно, кому-то набили на ноги кандалы. Но тревога не покидала гончара. Он боялся за сыновей. Каждый раз, когда они приходили в зиндан с передачами, он мысленно проделывал с ними весь обратный путь, словно провожая их до самого дома.
Как-то, в молодости, он брел по этой дороге с отцом, ныне покойным. Они шли в кишлак Хумсан через Урду, и отец сказал: «Видишь — вон холм Гунгтепа? Позади него страшное место, зиндан, там день и ночь мучаются рабы, проклятые богом». Мирхайдар с любопытством и страхом смотрел в ту сторону, куда показывал отец. Мог ли он тогда предположить, что придет время — и он сам очутится в одной из ям этого зиндана! Вот ведь какие коленца откалывает судьба…
А началось все с того, что обвалился крепостной вал между воротами Чигатай и Кокча. По приказу правителя Ташкента — Алимкулибека на восстановление вала было согнано все окрестное население, от мала до велика. Мирхайдар вместе со своим старшим братом, тоже гончаром, Тухтабаем, замешивал глину.
Работа продвигалась медленно. Оторванные от своих основных дел, люди складывали стену торопливо, кое-как, лишь бы отбыть повинность. Когда уже был уложен верхний слой глинобитной стены, глина стала оползать. Обливаясь потом, задыхаясь от жары, подгоняемые нагайкой элликбаши,[7] люди по бревнам втаскивали на стену все новые и новые глиняные комья, утаптывали их, но они давили на нижние, непросохшие слои глины, — стена продолжала оседать.
Миновало лето. Люди все с большей неохотой выходили на восстановление проклятой стены — наступила осенняя страда, дома забот было по горло. Многие ударились в бега. Однажды не вышел на работу и Тухтабай.
Мирхайдар в глубокой яме возился с глиной, когда услышал громкие крики: «Гончара ведут! Ведут Тухтабая!» Мирхайдар обмер… До него донесся властный голос элликбаши: «Аллах велик — начинайте!» До сих пор звучит у него в ушах этот повелительный возглас. Он бросил лопату, выбрался из ямы — нечеловеческий вопль пронзил ему душу. От страшной картины, представшей перед ним, у Мирхайдара подкосились колени, волосы зашевелились на голове… Брата, у которого руки были связаны за спиной, окружали сарбазы.[8] Придавив беднягу к стене, они заваливали его тяжелыми глиняными комьями. Он кричал, исступленно, истошно, а они молча делали свое страшное дело, и при каждом их движении длинные сабли вспыхивали на солнце. Мирхайдар хотел закричать, ринуться на помощь брату — крик застрял в горле. Он почувствовал, что не может шевельнуть пальцем. Сарбазы уложили последние комья — Тухтабая замуровали в стене!.. Мирхайдару, наконец, удалось скинуть с себя оцепенение. С вытаращенными глазами, с криком: «Убийцы! Убийцы!» — он рванулся вперед, к элликбаши. Тот что есть сил хлестнул его плетью по голове — гончар без сознания рухнул наземь.
