А феномен, который фактически произносит это?
Идентичен любому другому или даже потенциальному феномену, который когда-либо был, есть или может быть.
То есть все феномены – лишь видимость ноумена.
Таково, по крайней мере, мое понимание.
И – что еще важнее – ноумен есть то единственное, что проявляется в виде феноменов?
Чем еще он может быть? Ведь «он» как таковой – всего лишь концепция.
В смысле «он» не имеет действительного существования?
Ни действительного, ни фактического. «Он» – это всего лишь «Я», кто бы это ни произносил.
И «Я» не «существую»?
Разумеется, нет. Где и когда может «Я» «существовать»? Только «ты» существуешь.
Тем не менее ноумен, проявленный или видимый как «феномены», вездесущ в таком виде?
Ты овеществляешь его как некую «вещь», которая все это делает.
Что тогда я могу сказать?
«Я, „ноуменальность“, проявляюсь или вижусь как „феноменальность“, и Я, по-видимому, вездесущ в таком виде». Ни ноуменальность, ни феноменальность не существуют как таковые, но ЕСТЬ лишь в своем взаимном отрицании, и это – реализация в качестве Я.
Тем не менее каждый объект, воспринимаемый моими органами чувств, то есть вообще всякое явление, есть лишь моя собственная ноуменальность, выраженная как разнообразие феноменов?
Есть лишь ноуменальность, которая есть то, что ты есть…
И Я есть то, что я воспринимаю и сознаю, и все, что я воспринимаю и сознаю, – это то, что Я есть?
Верно. Продолжай.
Продолжать? Разве этого не достаточно?
Конечно же, нет.
Тогда что?
То, что я есть, – не есть и не не-есть, и я не есть и не не- есть как Я.
Где Я – отсутствие концепций «есть» и «нет»?
И дальше слова уже не могут зайти.
Значит, больше сказать ничего нельзя?
Ответом Вималакирти была тишина, когда четверо бодхисаттв пытались ответить на вопрос, как они вошли в дхарма-врата разотождествления через постижение тождественности противоположностей – искатель и искомое, я и другой и так далее, среди которых обсуждаемая нами – наиважнейшая.
То есть понимание мирянина оказалось яснее, чем у четверых бодхисаттв, включая Манджушри?
Так и есть, именно так и есть. Возможно, его понимание было глубже, хотя я склонен сомневаться, что эта идея, так нас занимающая, была задумана как кульминация этой истории!
Пока есть некое «я», которое думает и чувствует, как бы оно ни возникало, такое «я» – объект, и он несвободен, поскольку все без исключения объекты связанны.
Даже если мне удастся освободить мое «я» от страха, желания, беспокойства любого рода, это освобожденное «я» все еще остается каким-то «я», и не важно, освободилось ли оно от какого бы то ни было бремени, ибо его продолжающееся существование как свободного или несвободного центра само по себе связанно. Страх, желание, беспокойство – это проявления псевдосущности, которая является причиной связанности. Следовательно, должна быть ликвидирована именно эта псевдосущность, а не ее проявления.
