— Продолжайте, пожалуйста…
— Я почти кончил. На мой взгляд, история с эксгумацией и все эти слухи пущены в ход для того, чтобы отделаться от вас. Чтобы, как я выразился, вывернуть вас наизнанку. Вы со своими миллионами можете убираться куда угодно, а эти господа… Словом, вы меня понимаете… Вот почему я был так ошеломлен звонком из Парижа. Если ваш дядя в самом деле отравлен, тут уж придется искать виновного: Октав Мовуазен был не чета жене доктора Соваже — он не стал бы жечь себя на медленном огне!
Теперь Жиль уразумел и причину внезапного появления Бабена в дверях «Лотарингского бара», и смысл его таинственных слов. Бабен уже в курсе дела. От кого он узнал? От комиссара? Или у него в Париже есть человек, информирующий сначала его, а уж потом ла-рошельские власти?
— Подумайте, не следует ли подготовить мадам Колетту к тому, что ждет ее завтра… Видите ли, месье Жиль, моя сестра редко ошибается. Образования у нее не больше, чем у меня, но еще ребенком я понял — ее не обманешь. Так вот, моя сестра уверяет, что мадам Мовуазен не могла…
Самым удрученным из всех троих выглядел Лепар: он был не просто подавлен — он остолбенел. Он столько лет с непоколебимым упорством трудился за стеклами своей конторки; уважал любого хозяина уже потому, что тот хозяин; отказывался верить своим глазам, когда видел мерзости; и вот как раз в тот момент, когда его дочь так удачно вышла замуж…
Ренке не решался раскурить трубку с кривым роговым черенком, которую держал в руке.
— Поверьте моему опыту, месье Мовуазен, это дело зайдет далеко, очень далеко. Может быть, дальше, чем думают… Когда мадам Соваже отравилась, — а я и еще кое-кто убеждены, что она сама приняла яд, — бедняжка не подозревала, какие последствия повлечет за собой ее поступок. Она хотела отомстить мужу, и только. Это была женщина ненормальная или почти ненормальная и, уж во всяком случае, глубоко несчастная. А они повернули это дело против вас. Сенатор Пену-Рато, выступающий лишь на громких процессах, принял предложение сестры мадам Соваже представлять частное обвинение. Возможно даже, инициатива исходила от него самого: родственники покойной — люди небогатые… И тут пошли разные слухи. Всплыли на поверхность вещи, о которых раньше помалкивали. Город почувствовал, что Мовуазены под ударом, и перестал их бояться. За последние дни мы получили десятки анонимных писем. В некоторых из них…
Инспектор умолк на полуслове, досадуя, что брякнул лишнее.
