Умел он и кое-что другое. Конечно, не то, чему обычно учат детей. Например, он знал почти все отцовские фокусы, и тут уж его длинные бледные руки служили ему как нельзя лучше.
— Смотри, я беру ложку. Она у меня в руке, так? Ты уверена? Ошибаешься. В руке у меня ничего нет, а ложка у тебя за спиной на кушетке.
Жиль смеялся. Щеки у него слегка разгорелись, как у детей, захваченных игрой и забывших обо всем на свете. Алиса никогда не видела его таким.
— Еще что-нибудь!
— Тогда мне нужна колода карт.
— Они в столовой, в буфете.
Пока Алиса ходила за картами, Жиль заиграл на кларнете задорный мотив, знакомый всем клоунам мира. Он чувствовал себя счастливым, и хотя в глазах у него стояли слезы, это были не слезы печали.
— Ну! Еще!
— Выбери карту. Мне не показывай. Вложи снова в колоду, стасуй. А теперь даю голову на отсечение, что выбранная тобой карта у тебя в туфле.
От восторга Алиса расцеловала мужа, набила себе рот пирожным и потребовала:
— Еще! Теперь поиграй мне на рояле.
Время от времени шквальный ветер сотрясал ставни. Неистовый прибой вздымал в гавани воду и выплескивал ее на набережные. Суда, зачаленные друг за друга, сталкивались бортами. Сгорбленные пешеходы с трудом удерживали в руках зонтики.
Целых два часа Жиль не думал ни о дяде Мовуазене, ни о тете Колетте. Он думал о родителях, о номерах, в которых ему довелось жить, и внезапно смутное воспоминание, пробудившееся в тот момент, когда он отпирал входную дверь, обрело ясность.
Маленький голландский городок, где улицы вымощены кирпичом и зачаленные одна за другую лодки качаются чуть ли не на уровне домов. Уже стемнело. Он держит мать за руку. Они заходят в колбасную, и точно так же, как в других лавках ему давали конфету, колбасница угощает его кусочком сала.
— Сыграй мне еще раз эту пьеску для кларнета, ну, ту самую…
Едва Жиль заиграл, в дверь робко постучали. Мелодия резко оборвалась. Дверь открылась, и вошла Колетта, прямо с улицы. Ее траурный костюм промок и прилип к телу, туфли и чулки были забрызганы грязью.
— Извините, — смутилась она. — Я, кажется, помешала…
— Да нет же!
— Сейчас половина восьмого, и я подумала…
— Боже мой! А я до сих пор не одета. Вы не рассердитесь на меня, мадам?.. Я даже не знаю, готов ли обед.
Уклад жизни в доме еще не устоялся. Покамест было только решено, что тетка будет спускаться к столу в полдень и вечером: Жиль чувствовал себя неловко при мысли, что Колетте придется есть одной наверху, а мадам Ренке приходить во второй половине дня и помогать прислуге.
