Он приехал в день поминовения | страница 5



В комнате, как во всех норвежских домах, высилась монументальная печь, облицованная сливочно-белым фаянсом.

— Велите хорошенько протопить, хозяин. И пусть принесут грогу погорячей.

Мовуазен носил усы — у фокусников это традиция. И красил их — не из кокетства, а потому, что фокуснику не полагается выглядеть старым.

Жиль, как сейчас, видит эти черные с синеватым отливом усы и красный нос отца на белизне подушки.

— …койной ночи, папа! …ночи, мама!

Утром мать нашли мертвой — она угорела от этой фаянсовой печи; отец еще боролся за жизнь, но недолго. Ровно столько, чтобы простонать:

— Твоя тетка… Элуа…


Жиль прошел по набережной чуть дальше, до пристани для судов, курсирующих между Ла-Рошелью и островом Ре, уселся на кнехт и стал издали смотреть на магазин, за витриной которого в аквамариновом свете конторки смутно угадывался силуэт его тетки.

Жиль знал здесь и многих других людей, хотя никогда их не видел: отец с матерью постоянно вспоминали родной город, называли улицы, фамилии, торговцев.

— Помнишь того булочника, который…

Жиль вздрогнул. Проходившая мимо девушка в коротенькой юбочке тоже вздрогнула, обернулась и окинула его любопытным взглядом. Это была та самая девушка, которая только что в гавани, у цистерны…

Она обернулась еще два раза и наконец скрылась под ледяным сводом Большой часовой башни.

Жиль не подозревал, что в эту минуту фамилию его произносят во всех гостиницах города.

— Мовуазен?.. Как грузовики?.. Нет, такого у нас нет.

Кладовщик в серой блузе уже опускал жалюзи на заведении Элуа, но дверь оставалась приотворенной — капитан дальнего плавания еще не вышел. Кожаная галантерея, немного подальше, тоже закрывалась.

Мимо проехал большой зеленый грузовик, и Жиля словно ударило током на кузове — он прочел свою фамилию: «Грузоперевозки Мовуазена».

Это, конечно, его дядя по отцу — у него транспортное агентство.

Жилю нужно было лишь перейти улицу… «Это я, тетя, Жиль, ваш племянник. Папа с мамой…»

Одна мысль об этом повергла его в панику. Ни один город — он столько перевидал их на своем веку! — никогда не нагонял на него страху. А вот Ла-Рошели он боялся.

«Завтра!» — дал он себе слово.

В кармане у него еще оставалось двести франков. Одеждой Жиля снабдил хозяин гостиницы в Тронхейме.

— Понимаете, когда мой сын носил траур по матери… Вещи как новенькие…

А капитан Сулемдаль бесплатно довез его до Ла-Рошели и тайком высадил в порту: брать пассажиров на «Флинт» не разрешалось.

Жиль пробыл на суше уже больше часа, но мало что увидел: кусок набережной, гавань и в глубине ее — две выступающие из мрака старинные башни; за ними начиналось море, по которому он приплыл сюда.