Я опустил свободную руку.
– Хорошо. Я вас выслушаю. Но сначала отпустите меня, чтобы я мог сосредоточиться на том, что вы говорите.
Моуди обдумал мои слова, и его лицо растянулось в усмешке. Зубы у него были гнилые, и у меня мелькнула мысль, почему я не обратил на это внимания во время экспертизы, но тогда он был другим – угрюмым и подавленным, все время молчавшим.
Моуди отпустил мою руку. В том месте, где он ее держал, рукав стал грязным и теплым.
– Я вас слушаю.
– Ладно, ладно, ладно. – Голова у него по-прежнему тряслась. – Просто должен поговорить с вами, док, показать, что у меня есть кое-какие планы, объяснить, что эта стерва обвела вас вокруг пальца, как в свое время обвела меня. В доме сейчас плохо, мои мальчишки рассказывают, что этот тип заставляет их вести себя так, как он скажет, а она не вмешивается, говорит, так и надо, так и надо. Ей все по барабану, дети убирают за этим подонком, кто знает, какую грязь он оставляет после себя, он ведь ненормальный, вы это знаете? Он хочет стать хозяином в доме и все такое, а я на это скажу только «ха-ха», понимаете?
А знаете, отчего я смеюсь, док, а? Чтоб удержаться от слез, вот отчего, чтоб удержаться от слез. По своим малышам. Мальчику и девочке. Мой мальчик рассказал мне, что они спят вместе, он хочет стать папой, стать большой шишкой в этом доме, который я построил вот этими самыми руками!
Он растопырил десять узловатых, покрытых ссадинами пальцев. На безымянных пальцах у него было по серебряному перстню с бирюзой, один в виде скорпиона, другой – свернувшейся кольцами змеи.
– Вы понимаете, док, вы чуете, что я вам хочу сказать? Эти малыши – вся моя жизнь, я несу ношу, я, а не кто-то другой, вот что я сказал судье, этой сучке в черной мантии. Я ее несу. От меня, вот отсюда. – Моуди схватил себя за промежность. – Мое тело было в ее теле, когда она еще была порядочной – она еще может снова стать порядочной, понимаете, я ее беру, учу уму-разуму, наставляю на путь истинный, правильно? Но только когда рядом нет этого Конли, ни за что, ни за что, твою мать. Мои малыши, моя жизнь…
Он остановился, чтобы передохнуть, и я поспешил этим воспользоваться.
– Вы всегда останетесь их отцом, – сказал я, стараясь его успокоить, но без снисходительности. – Никто не сможет у вас это отнять.
– Точно. На все сто точно. Возвращайтесь туда и скажите этой сучке в черном, втолкуйте ей, что к чему. Скажите, что дети должны жить со мной.
– Я не могу.
