Горькие шанежки | страница 22
Семушка вспомнил, что в аккурат на сегодняшний день намечено большое сражение с деревенскими. Из корыта, в котором зимой поили колхозных коней, сделали они линкор, а разъездовские из старых шпал сколотили броненосец. Битва на воде обещалась великая, а Семушка своим помочь не сможет. И все из-за Сашка… Не обидно ли? А тут еще Красулька, подлая, снова в сторону морду правит.
— Ну, я тебя сейчас отхожу! — кидаясь за ней, закричал Семушка. — Эх и отхожу, заразюка приблудная!
Семушка в сердцах огрел телку кнутом, загнал ее в середину стада, вкусно хрумкающего сочной травой, и остановился около большой кучи рыжих муравьев. Сорвал веточку, обчистил ее и положил на макушку муравьиного домика. Муравьи засуетились, облепили ветку. Семушка подождал, потом поднял ветку, стряхнул муравьев и лизнул. Во рту стало так кисло, что даже в носу зазудило.
Присев, Семушка засмотрелся на муравьев. За ними всегда наблюдать интересно. Все они торопятся, и каждый что-то доброе для всех делает. Многие перетаскивают по крыше домика соринки, а один снизу соломинку тащит. Соломинка раз в десять длиннее муравья, и тяжко ему приходится, но ношу все-таки не бросает. А как дружно муравьи от врагов отбиваются! Семушка вспомнил, как казарменский второгодник Митька Будыкин разворотил такую же кучу и кинул в нее подбитую лягушку. Возвращаясь с сопок, ребята увидели, что от лягушки остался только скелет.
Семушке тогда было жалко и лягушку, и муравьев. Это ж сколько им работать пришлось, чтобы починить свой домик. Вот дедушка Орлов муравьев ворошить не разрешает. У него в саду большая куча стоит. Муравьи снимают с деревьев тлю, личинки гусениц оббирают. «Взялись бы они и за комаров с паутами, — подумал Семушка, отходя от кучи. — Так и жалят, так и жалят, проклятые… Отогрелись после зимы, ожили…»
Со стороны сопок на выпас набегал ветер. Он шевелил траву, покачивал головки саранок, ярких жарков, перебирал листочки берез, лип и осин. Солнце высушило на Семушке одежку. Греясь на сухом остожье, он поглядывал за стадом, рассыпавшемся среди кустарника. Некоторые коровы уже улеглись в тень, шумно и сытно вздохнув. «Теперь и другие лягут», — с облегчением решил Семушка. Удобно отвалившись на кучку старого сена, он увидел в бездонной синеве над собой большого коршуна. Раскинув крылья, тот плавно описывал круг за кругом. Семушка вспомнил свой сон и, наблюдая за птицей, подумал с завистью: «Эх, и вправду забраться бы так вот. Оттуда, поди, далеко-далеко видно. И озеро наше, и полигон, и Левинскую падь. И в траве не путаться, ноги на кочках не бить… Там хорошо, поди, прохладно. Летает!.. И хоть бы крылом шевельнул».