Все эти детали Лика выхватывала взглядом, словно фрагменты мозаики, продираясь вслед за братьями сквозь толпу. Толпа расступалась неохотно, и дворфам приходилось пускать в ход локти и кулаки. Лика старалась не отставать.
Протиснувшись, наконец, через плотное кольцо, Лика с дворфами очутились на некоем подобии площади, огороженной стеной с одной стороны и деревьями с другой, так, что получалось что-то вроде естественного амфитеатра. На поросших травой каменных плитах лежали в разных позах несколько тел, принадлежавших, насколько сумела заметить Лика, разным расам.
Те из представителей присутствующих рас, которые были на ногах, стаскивали своих сородичей в один ряд, под руководством пожилого дренея, по-видимому, руководящего процессом, оживленно жестикулирующего и указывающего подручным кого и куда класть.
Чао был здесь, он находился спиной к ним, склонившись над одним из тел. Плечи пандарена размеренно поднимались и опускались.
— Что происходит, Чао? — окликнул его Вилли.
Пандарен обернулся и Лика ужаснулась выражению его морды — осунувшееся, затравленное. Он смотрел и словно не узнавал их.
Билли приглушенно выругался.
— Не успеваю, — голос Чао был сдавленный, севший. — Вы привезли настой?
Вилли покачал головой. — Весь выкуплен! Весь, чтоб его!
Билли тем временем уже склонился над телом, которым занимался Чао.
Лика не отставала от него. При виде неподвижно лежащей дренейки с заострившимися чертами лица и иссиня-черными губами ей стало не по себе.
— Она… Она дышит? — спросила она, первое, что пришло ей в голову.
Билли, не отвечая, прикрыв глаза, приложил ухо к груди дренейки.
— Займись остальными! — бросил он Лике коротко.
— Живее! — заорал он, видя, что гномка по-прежнему стоит на месте, глядя на него во все глаза. — Она не одна тут умирает, и мы не можем устраивать здесь консилиумы над каждым!
Вилли уже переговаривался о чем-то со старым дренеем, попутно массируя грудь распростертого перед ним ночного эльфа. Лике показалось, что хлипкая грудная клетка эльфа вот-вот сломается под массивными кулаками дворфа.
Она перевела взгляд на ближайшего к ней пострадавшего — это был человек, совсем молодой, еще подросток. Он явно дышал, но поверхностно и редко, рот его был полуоткрыт, зрачки глаз закатились так, что были видны только белки, время от времени по его телу пробегала судорога.
Лика нависла над ним и застыла, не зная, что ей делать.
Она пыталась сосредоточиться на том, что говорилось на уроках целительства, на кончиках своих пальцев, почувствовать покалывание в них, и, как учил отец Оккам, пустить к ним тепло своего сердца, но вид закатившихся глаз и судорожно впивавшихся в землю пальцев лишал её концентрации, мысли её путались в панике, руки дрожали, и она никак не могла вспомнить начало молитвы исцеления.
