— Да, это так.
— Стало быть и всех присутствующих ты не знаешь?
— Я видела фотографии членов Семьи, могу назвать всех по-именам… Но так и есть я никого не знаю.
Разговор прервался вторжением радостной девочки, на вид, примерно, одного с Кайей возраста.
— Дедушка, бабушка, я победила!
Я узнал ее, она была в видеофайле, зовут Ольга, кузина Кайи, 13 лет, на несколько месяцев младше моего нового тела, профессиональная спортсменка, занимается чем-то вроде спортивной гимнастики.
В гостиной наступило радостное оживление.
В какой-то момент девочка заметила меня, на ее личике моментально вспыхнула ярость.
— А эта что тут делает? Сумасшедшая приживалка!
Ну не пререкаться же с невоспитанным ребенком. Так что, не обратив на ту внимания, я налил себе чайку и захрустел печенюшкой.
— Ты говорить разучилась, гадина? Известно ли тебе, как всем из-за тебя было стыдно? А теперь ты просто сидишь тут и жрешь печенье?
— Не визжи, — ответил я злобной девице.
Так покраснела, как рак и раздулась, как шарик, готовясь обругать меня.
— Хватит, — сказал Дед, — веди себя прилично, за свой поступок она уже понесла наказание и будет нести его впредь.
— Но, дедушка…
— Забудь о ней, она свое будущее сгубила, расскажи лучше, про турнир, — сказала одна из тетушек, будто бы меня тут не было, взяв руку Оли в свою.
Кузина, моментально про меня забыв, начала болтать про то, что было на ее турнире. Ну, а я просто сидел пил чай, кушая печеньки и думал о своем.
Размышления прервал отец Кайи.
— Идем, — бросил он мне, через плечо и в сопровождении жены пошел к выходу из гостиной.
Я поплелся за ними.
Зимний сад, кажется так называется помещение, в котором я оказался.
Отец развернулся ко мне, я стоял ожидая, что он скажет. Но ничего сказано не было.
Зато была сильная пощечина, а потом еще одна.
Рука, дважды ударившая меня была тяжелой, в голове стоял звон.
Большим пальцем я стер струйку крови, что бежала из разбитых губ, мое лицо все так же не выражало ни гнева, ни страха. Никаких эмоций. Стоял, как стоял, ожидая продолжения.
Повисла тишина. Отец и мачеха смотрели на меня, я — мимо них.
— Мне стыдно, — сказал наконец он, — что среди всех детей этого дома, именно моя дочь — паршивая овца.
На эту тираду я не ответил ничего. Хотя очень хотелось, сегодня у меня было особенно паршивое настроение, наверное ПМС, чтоб его. Но! Моя гневная отповедь никоим образом моего положения не улучшит. А раз так, то молчание — золото.
— Ну? Что молчишь? — спросил «папаша».
