Я опустила глаза, сосредоточившись на замесе марципанового теста, и сказала уже без смеха и кокетства:
— Не беспокойтесь, господин Маффино, замужество мне не грозит. Констанца и Анна еще не пристроены, и неизвестно — найдется ли охотник за столь скудным приданным. А уж про благородную леди сказано было слишком громко. Благородная леди, которая занята стряпней в лавке — разве это не насмешка судьбы? Вряд ли кто-то из рыцарей захочет в жены стряпуху.
В лавке сладостей я работала уже третий год, с тех самых пор, как мне исполнилось шестнадцать. Где-нибудь в столице это могло оказаться неслыханным скандалом — девушка из благородной семьи трудится в лавке, наравне с простолюдинами! Но Ренн славился широкими взглядами на права и правила приличия, и никто не указывал пальцем на меня — младшую дочь безземельного рыцаря, вынужденную работать после смерти отца, чтобы обеспечить приданое старших сестер.
— Не прибедняйся, — отрезал хозяин, разом успокоившись, — Вы в старых девах не засидитесь. Все знают, что красивее девиц Авердин в нашем городе нет. Найдутся и на вас господа рыцари!
— Красивее… — вздохнула я, пробуя марципан на сладость. — Анна и Констанца — возможно. Вон они какие — белокурые, голубоглазые, губки — как лепестки розы. А я в папочку уродилась — и волосы у меня черные, и рот широкий.
— Зато зубки, как очищенный миндаль, и смеешься ты звонко, — утешил меня хозяин
— Сомнительная замена приданому!
— Все, не кисни! — приказал он мне. — Сладости требуют радости. Иначе и конфеты получатся кислыми.
Я не успела ответить, потому что звякнул колокольчик, и мы с хозяином удивленно оглянулись на дверь. До открытия лавки было еще три часа. Кому бы вздумалось приходить в такую рань?
Вошел мужчина, закутанный в меховой плащ, запорошенный снегом, как святой, который в канун праздника разносит детишкам подарки. Капюшон закрывал посетителя, а сам он, по сравнению с коротышкой господином Маффино, показался мне великаном.
— Лавка еще закрыта, господин мой, — сказал хозяин учтиво. — Вам придется обождать, а пока нет ни бриошей, ни бисквитов, ни…
— Твоя лавка открыта, иначе я не смог бы войти, — сказал посетитель, и стало ясно, что он не привык встречать отказа нигде — голос был низкий, властный, тягучий, как мед. — Мне нужны сладости, я заплачу золотом.
Он достал из поясного кошелька золотой и бросил на прилавок. Золотой кружок прокатился до кувшина со сливками, стукнулся об него и зазвенел, закружившись на месте. Мы с господином Маффино смотрели на танец монеты, как завороженные.
