– Что? Это тыква. Это не может быть отвратительным. – Я тоже сделала глоток и сразу начала кашлять. Это был огонь со вкусом сточных вод. – Боже мой, боже мой, боже мой! – Я высунула язык и тяжело задышала, как будто могла таким способом избавиться от этого вкуса. – Что это?
Лука засмеялся:
– Тыква?
– Нет конечно.
Апрель пожала плечами:
– А сок хороший.
– Дай, – сказал Лука и взял у меня рюмку. – Я налью нам что-нибудь приличное.
К моему удивлению, он пошел не в кухню, а сначала в ванную, чтобы вылить остатки тыквенной водки, а потом в свою комнату. Я все еще чувствовала неприятное жжение во рту, когда он вернулся и протянул мне рюмку. Новое ее содержимое имело цвет жидкой карамели и мало чем отличалось на вид от «тыквенной» гадости.
– Что это? – скептически спросила я и повертела ножку рюмки между пальцев.
– Виски.
– От мамы? – спросила Апрель.
Лука кивнул.
– После того как ты задала ей жару из-за голосового сообщения, она прислала мне виски. – Лука поднял бокал. – Чрезмерно дорогой виски. Как будто, выпив этот напиток, я почувствую расположение к ней.
– Мне очень жаль, – сказала я и вдруг ощутила потребность высказать этой женщине свое мнение.
– А, ничего страшного, – ответил Лука, но его поза противоречила словам. – Тогда она поступила как с грязью с моим отцом, а теперь с нами. – Он чокнулся с пустой рюмкой Апрель и выпил виски.
Она печально посмотрела на него.
– Честно, ваша мама не заслужила вас. Знакомство с вами – лучшее, что со мной случилось в Неваде. И я не знаю, что бы я делала без вас. Если эта женщина не сознает вашей ценности, она сама виновата.
Апрель тихо пробормотала:
– Спасибо. – И обняла меня.
Я ответила тем же. Мой подбородок покоился на ее плече, и я смотрела на Луку. Он молча наблюдал за нами, но в этот момент все сказал его пронзительный взгляд. И хотя мы находились на расстоянии вытянутой руки, казалось, что он тоже прикоснулся ко мне. Я ощутила его близость и увидела правду в глазах, правду, которая стала вдруг очевидной. Он постоянно менял девушек не потому, что был безнадежным плейбоем. Он бросал их до того, как мог стать брошенным ими, как своей матерью, которая, вероятно, была сумасшедшей, если вычеркнула его из сердца. Я хотела обнять и его, чтобы показать ему, что он мне небезразличен. Я не знала насколько: мое тело и рассудок еще не пришли к согласию, но я хотела, чтобы он был в моей жизни, как и Апрель, – в этом я была уверена. В последние недели и месяцы, сам того не зная, он дал мне больше, чем я когда-либо считала возможным.
