Шум в ресторане так усилился, что Анна склонилась над столом, чтобы расслышать слова Тамары. Поза, в которой многие горбятся, только выгодно подчеркнула грациозность фигуры этой женщины и такую прямую спинку, что рядом с ней поверхность стола казалась несколько искривлённой. Лицо Анны чутко реагировало на то, что ей говорила соседка, и была она томительно ностальгична. Как, в самом деле, в этой стране, такой замечательной, но чужой, в стране, где Заплетин за многие годы так и не смог себя приучить к прагматичным американкам (он прозвал их ходячими калькуляторами), — как, в самом деле ему не хватало непритворного, душевного общения на своём родном языке с беспечными русскими идеалистками, ещё не испорченными Америкой. Не хватало просто сидеть рядом с ними, жадно смотреть, как они смеются, как рассуждают о неземном, ничего общего не имеющим с малокалорийными рецептами, с наилучшим оттенком губной помады, с удалением жира на ляжках, с декорацией спальни или гостиной, с разводом знаменитостей Голливуда…
Вот, наверное, почему ему так болезненно вспоминались былые приключения в России, в которых, кроме чистой авантюры, вспышек влюблённости, томления, он не искал ничего другого. Вот, наверное, отчего даже какие-то простые, ни к чему не приведшие эпизоды, блистали в его воспоминаниях, как самые лучшие в жизни моменты.
Вот такой случай, например. Его соседями по купе оказались молодящаяся дама, перегруженная косметикой, и пара пожилых провинциалов, которые, прежде чем поезд тронулся, извлекли из корзины варёные яйца, огурцы, помидоры, консервы, хлеб, и стали, чавкая, всё поедать, давясь от непрожёванных кусков и с помощью неистового кашля прочищая засорившиеся глотки. Заплетин сбежал от них в коридор, проследил, как перрон сдвинулся с места и разогнался назад и в прошлое, собрался вернуться в своё купе, но тут, из соседней двери — девушка, тонкая, звонкая, симпатичная. Мельком глянула на него, повозилась с тугим откидным сидением, села прямо, как стебелёк, раскрыла журнал и в него погрузилась. Ему ничего не оставалось, как задержаться у окна, делая вид, что всё за стеклом, — всё, что стояло неподвижно, а поезд завидело, сорвалось и помчалось в другую сторону, — делая вид, что всё за стеклом его страшно интересует, и что ему нравится взгляд ослеплять поездами в обратном направлении и назад уносящимися деревьями.
Из купе выплыла дама.
— Молодой человек, вы не могли бы оказать такую услугу? Муж мой попал в другое купе, вот в это, в соседнее, очень странно, я совершенно не понимаю, как такое произошло. И если вы, молодой человек, не возражаете поменяться…
