Раиса прошлую свою жизнь держала в большом секрете. Пристававшим с расспросами говорила, что работала учительницей, секретаршей, но ей было стыдно признаться в том, чем она на самом деле занималась, бросив учёбу в десятом классе.
— Ну хорошо, — сказала она. — Только всё, что я расскажу, останется между нами.
— Вот вам крест, — сказал Клионер и в самом деле перекрестился. Раису это несколько поразило, так как по внешности Клионера она полагала, что тот был евреем.
— У меня отец русский, — сказал Клионер, заметив тень на лице Раисы. — Оба родителя неверующие, но я всегда тянулся к православию.
— Я в России была дояркой, — выдохнула Раиса.
— Дояркой! — воскликнул Клионер.
— Да тише вы! — буркнула Раиса, озираясь на танцующих неподалёку. — Услышат. Вы же пообещали.
— Извините. Буду теперь тихо.
«Дояркой! — подумал он вдохновенно. — А что если действие моего фильма развернётся на русской ферме? И эта девица — героиня? Все сексуальные сцены — в амбарах, рядом с коровами, на сене… И съёмки дешёвыми получатся. Найду полузаброшенную ферму…».
— Раечка! Рая! — сказал Клионер в маленькое розовое ушко, до которого в медленном танце нетрудно было губы дотянуть; сказал он это с пафосом творца, которого внезапно поразила дух захватывающая идея. — Доярка в России! Гениально! Может быть, хватит нам танцевать? Я должен о многом вас расспросить. Пойдёмте, сядем за мой столик.
— Я не одна, — сказала Раиса и поглядела на свой столик, который всё ещё пустовал.
— Знаю. Вы с Лейкиным. Я отпущу вас, как только ваш ухажёр вернётся. Но это будет, похоже, не скоро.
— Почему это, вы думаете, не скоро?
— А вон он, чокается с приятелями.
— Ну что вы, расслабьтесь, — сказал Клионер, усадив Раису за свой стол. — Представьте, что я корреспондент, приехал взять у вас интервью.
— Нет, только не интервью. Я интервью давала в России. Говорила всё правильно, что думала. И на свою голову наговорила: после интервью меня уволили.
— Да что вы! Да что вы там такого? Кому вы там такого наговорили?
— Корреспонденту нашей районки. Про безобразия на ферме.
— Рая, а что если нам представить, что я не газетчик, а писатель, хочу написать о вас роман. — Он извлёк ручку и блокнот. — Скажем, как называлась ферма?
— Утьмобогородская.
— А деревня?
— А деревня звалась Утьмой. На нашем бугре церковь стояла, Утьмобогородская, до революции. Большевики церковь взорвали, и из её стен и обломков сделали ферму, товаро-молочную.
— Большая ферма? — писал Клионер.
