, пошёл наводить осторожные справки насчёт медицинского обслуживания. И — удручился, выяснив вот что: самая близкая фельдшерица жила в шестнадцати километрах.
— А как мне добраться? — спросил Перетятько.
— Как это как? — изумился спрошенный. — Тебе, что ль, троллейбус подавай?
Перетятько вернулся в дом Валентины. Та очень кстати кормила ребёнка, подсунув ему худосочную грудь, и внимания не обращала на то, что делал её гость, намеренно лениво передвигавшийся по единственной комнате дома, извлекавший длинные завывания при фальшиво начинавшихся зевках, которые фальшиво только начинались и тут же обращались в сильную потребность раззявить пасть до щелчка в скулах.
Нагнетая ситуацию человека, которого просто воротит от скуки, навеянной серой дождливой осенью, но который никуда не собирается, Перетятько незаметно для Валентины упаковал свой рюкзачок, и под дождём, на своих двоих добрался до деревни с фельдшерицей. Промок он, конечно, до костей, но вот преимущество толстяков — он даже насморка не схватил. Дом фельдшерицы ему указали в первой попавшейся избе; правда, тут же предупредили, что та уже пару дней отсутствовала в какой-то не очень далёкой деревне, кто-то там должен был разродиться. Духом окончательно упав, Перетятько, а что ему оставалось, проделал ещё три километра, нашёл избу с беременной бабой, в дверь постучал, и — есть всё же Бог, ему открыла сама фельдшерица.
Она была женщина немолодая, вся из длинных худых костей, с умным морщинистым лицом. Диагнозы ставила, правда, странно; например, пострадавшему от коровы могла написать Забодание правого полупопия. (Впрочем, манера ставить диагнозы не имеет отношения к интеллекту).
Она взглянула в трусы Перетятько, насквозь промокшие от дождя, по многочисленным пятнам гноя признала скоротечную гонорею, и велела срочно начать лечение, то есть ехать в ближайшую больницу. И дальше был следующий диалог.
— А где эта ближайшая больница?
— В районном центре.
— А что, ближе нету?
— Нету.
— Сколько туда километров?
— Почитай сто, да ещё набрось.
— А как мне добраться до больницы?
Последний вопрос был ключевым. От этой деревни до райцентра дорога была не асфальтированной (здесь слово асфальт совсем не использовалось, его заменяло слово болтанка), и эта дорога могла быть проезжей только в устойчивую погоду — летом, когда не было дождей, а также зимой, когда не было оттепелей. Если же летом прошли дожди, грунтовые дороги внешне становились, как разлившиеся ручьи, в которых под тонким слоем воды прятался толстый слой жидкой грязи, и он в свою очередь укрывал уже давно затвердевшую грязь, которая под гусеницами и колёсами сформировалась в колеи, ямы, колдобины и прочие неровности, с трудом преодолимые и в лучшую погоду.
