Дефицит этих качеств, тем не менее, не помешал хозяевам дома, где Перетятько остановился, осениться мыслью, что мужику, пусть даже такому хряку, как гость, могло не хватать какой-нибудь бабы.
— А помнишь ты такую Валентину? — спросили Утюгины нового друга. — Мать-одиночку? Ну, с младенцем? Ну, ты чего? Память отшибло? Один младенец на всю деревню.
— Как же, — припомнил. — Была такая. Маленькая, худенькая, вертлявая, с крысиной мордой, но ничего. А ребёнок — просто комок тряпок. Он дрыхнул, даже фотографируясь.
— А хочешь, мы с ней переговорим? — спросили Утюгины напрямик. — Ты хоть и жирный, как этот самый, но Валентина, мы знаем, не откажет.
— Откуда вы знаете, что не откажет?
Утюгины взглянули друг на друга, заржали, глотнули ещё по стопке и рассказали предысторию. Валентина эта буквально на днях вернулась из города Северодвинска, в котором всегда и в большом количестве водились сексуально озабоченные моряки. В Северодвинск она уехала одна, а вернулась в деревню с грудным ребёнком. Когда её спрашивали от кого, а спрашивали все и бесцеремонно, она отвечала только одно: мой муж отправился в дальнее плавание.
— А мы её знаем, что не откажет, — прозвучали Утюгины уверенно, и после этого Перетятько сомневался в успехе несколько меньше.
К Валентине собрались идти почти тут же, то есть незначительную задержку вызвало распитие остатков, да ещё в Перетятьке в последний момент шевельнулось подобие джентльмена, то есть решил он, что без бутылки знакомиться с женщиной неудобно, и должен был эту бутылку найти. Утюгины дали ему помучиться дилетантскими предположениями, как и где отыскать спиртное в самом глухом захолустье России в часы, когда магазин закрыт, а потом будто вспомнили про НЗ, который они б никогда не тронули ни для какого человека, но для такого, как Перетятько… Содрав с него втридорога за поллитровку самого дешёвого разлива, они в игривейшем настроении подхватили гостя под ручки и вывалились из избы.
Валентина, в самом деле, не отказала приютить одинокого мужчину, и тот, невзирая на присутствие беспрерывно орущего младенца, прогостил в её доме ровно три дня. Дольше ещё бы погостил, до окончания дождей, но тут в его половом органе возникли болезненные ощущения, что-то вроде между жжением и резью, и начались гнойные выделения. Перетятько, конечно, догадался, кого он должен благодарить, но он не сказал Валентине ни слова, а вышел из дома и под дождём, с трудом продираясь по болоту с названием
