О чём разговаривают в ресторане не сильно подвыпившие люди? Дурацкий вопрос. Да о чём угодно! Вот послушаем, например, беседу нескольких мужиков, сбившихся вместе по причине, понятной всем, кто выпивает не в одиночестве, а в группе, с тостами, кряканьем, анекдотами и занимательными историями.
— Да, так когда мы были в Париже, по Елисейским Полям прогуливались, — рассказывал рыжий рыхлый мужчина, — решили в «Распутин» заглянуть. Думали, как не посетить знаменитейший русский ресторан, символ эмиграции, декаданс, белогвардейцы там, ностальгия… Подходим к нему, эдак в восемь вечера, дверь, понимаешь, такая массивная, а он, представляешь, ещё закрыт. У нас тут в Америке семь вечера — все рестораны переполнены, а этот гадёныш, видишь, закрыт. Видим, швейцар там околачивается. Спросили, когда, мол, открываетесь. Да в девять, не раньше, — отвечает. Правда, вежливо отвечает, не грубит, как швейцары в Союзе. А можно меню поглядеть? — спрашиваем. А вы, — говорит, — приходите в девять, — вот и увидите меню. А так, чтоб заранее вам знать, возвращаться или не стоит, за вход шестьдесят евро на душу. Бутылка водки, что подешевле — примерно сто пятьдесят евро. Сверху закажете шампанского и бутербродики с красной икрой, — считайте, пятьсот евро истратите. А целый обед пожелать изволите, — тут уж придётся раскошелиться. Ну и грабёж! — подумали мы, отступили и — назад, на Елисейские Поля. Давно мечтал я сходить в Распутин, но не за такие же капиталы.
— Я тоже слыхал, что там жутко дорого. Они там дерут ещё за цыган, знаменитости всякие выступают. Там как-то Высоцкий и Шемякин так круто надебоширили, что хозяйка полицию вызывала.
— Есть анекдот, — вмешался третий. — Сидят в ресторане того же Парижа два иммигранта-старика. Посетители ведут себя прилично. Тихо беседуют. Полумрак. Пианистка играет что-то медленное. — Эх-хе-хе, Анатолий Иваныч, — вздыхает один старик… Вот щас бы залезть на этот рояль, снять штаны, да и насрать!.. — Да полно, любезный Пётр Антоныч! Разве поймут эти французы широту русской души.
— А я другой анекдот знаю. Париж. Иммигрантский ресторан. За столиком с бутылками и закусками лежит отрубившийся мужик, лицом в блюдо с чёрной икрой. Мимо него проходит компания. — Вась, ты ли это?! Вот это да! Разве ты тоже эмигрировал? Сколько не виделись? Лет пятнадцать? Ну как, Вася, жизнь? Вася чуть приподнял морду, перемазанную икрой, и прохрипел: — Удалась…
— Как увижу Антонину — сердце бьётся под штаниной, — почти перебил его рыжий-рыхлый, кивая в сторону столика Анны, которая осталась в одиночестве, поскольку Тамара лихо отплясывала с внешне состоятельным мужиком.
