Ага, жених все же был…
— Как скажете, ваше сиятельство, — поклонился я.
— Без титулов, Платон Сергеевич, — улыбнулась графиня. — Мы в приватной обстановке, а не на приеме.
— Слушаюсь, Анна Алексеевна.
И я рассказал. Она внимала, время от времени вздыхая, а когда я смолк, сказала с горечью:
— Какое страшное дело война! Знаю: мужчинам она нравится. Для них это возможность отличиться, получить орден или чин, но ведь сколькие из них сложат головы! А ведь у всех есть матери, жены или невесты. Им-то какое горе!
— Так война, Анна Алексеевна! — возразил я. — Отечество защищаем.
— Война войной, а под пули и ядра зря лезть не следует, — покачала она головой и умолкла. Я тоже притих.
— Сыграйте нам что-нибудь, Платон Сергеевич, — попросила она после паузы. — И спойте. Катя вас хвалила, — она глянула на служанку, которое все это время не проронила ни слова, забившись в уголок.
— Что спеть, Анна Алексеевна? Веселое или грустное? Про войну или любовь?
— Про любовь, веселое, — ответила она.
— Про нее веселых песен не бывает.
— Отчего? — удивилась она.
— Не знаю, — развел я руками. — Но все песни про любовь грустные.
— Хоть такую, — согласилась она.
Я взял гитару и пробежался пальцами по струнам. Что ей спеть? Что если Антонова нашего, Юрия Михайловича? Про любовь у него замечательно. Простенько, но трогает душу. Нет, не буду. Простоваты песни Антонова для этого времени, тут привыкли к «изячному». В высшем обществе, естественно. Дамы здесь не какают, а порхают, аки бабочки, и пахнут розами. Ладно, ограбим французов. Нечего их, супостатов, жалеть.
Tombe la neige.
Tu ne viendras pas ce soir
Tombe la neige.
Et mon coeur s’habille de noir…
[38]Глаза у графини стали большими, Катя придвинулась ближе. А то! Мировой хит. И неважно, что сочинят через полтора века.
…Tu ne viendras pas ce soir»,
Me crie mon désespoir
Mais tombe la neige,
Я умолк и поклонился — ну, насколько это можно сделать сидя. Графиня похлопала в ладоши.
— Браво, Платон Сергеевич! Вы и по-французски сочиняете?
— По мере сил, Анна Алексеевна.
— Это вы о своей возлюбленной пели?
— У меня нет возлюбленной, Анна Алексеевна. Вообще никого — один как перст.
Сказав это, я хотел было шмыгнуть носом и пустить слезу, но решил, что будет перебором, поэтому только вздохнул.
— Странно, — покачала она головой. — Мужчина вы пригожий, статный, образованный. И офицер храбрый, как мне поведали. Стихи сочиняете, поете. Неужели не нашлась та, которая полюбила бы вас?
