Ему бы, наверное, следовало ее бояться. Он и боялся, но потакать своему страху казалось как-то недостойно, низко. В самом начале Ольга бросила ему в лицо, мол, я бы могла заставить тебя делать, что угодно. И в этом так четко прозвучало непроизнесенное «ты слабак», что Нику стало тошно. Да, он не боец, он боится физической боли, он никогда в жизни не сталкивался с насилием. И все же у него есть достоинство, он не сдастся, не даст так просто себя сломать.
Первые дни он отказывался от еды. Потом понял, что делает только хуже. Чем сильнее он ослабеет, тем проще им будет подчинить его. Что именно заключается в этом «подчинить», Ник и сам не понимал. Что вообще ей от него нужно? Не сможет же она держать его здесь всю жизнь в качестве комнатной собачки. Ольга сказала – придумай способ гарантировать, что ты не сдашь меня полиции, и я тебя отпущу. Но какой это мог быть способ? Стереть себе память? Стать ее соучастником в преступлении? Бред…
Она заходила к нему часто. Не каждый день, но точно два-три раза в неделю. Всегда была закрытая, сдержанная, одетая в черное. И со временем он начал в ужасе понимать, что ждет ее прихода. Да, в домике было предусмотрено все, чтобы не скучать. Телевизор с подключенной огромной фильмотекой. Электронная книга с закачанным в нее всем багажом мировой литературы. Приставка с видеоиграми. По одному его слову ему могли доставить все, что он пожелает, – любые научные труды, монографии, компьютерные программы, газеты. Под запретом был только доступ в интернет. И все равно среди всего этого разнообразия Ник чудовищно скучал.
До сих пор он и не представлял себе цену свободы. Какое это счастье, когда можно просто выйти из дома и отправиться куда угодно. С кем угодно встретиться, поговорить, выпить кофе за столиком уличной кафешки, сесть в такси, в поезд, в самолет и оказаться на другом конце света. Навестить родителей, в конце концов, обнять маму, посмеяться вместе с отцом. Оказалось, что никакой комфорт, никакие информационные источники не заменяют этого.
Нику порой казалось, что он задыхается в этих светлые стенах, что мебель, потолки, решетки на окнах, пальмовые листья за окном обступают его, сдавливают, забивают ноздри, расплющивают грудную клетку. И единственным спасением были приходы Ольги. В такие моменты время переставало сливаться в сплошной поток, стены его клетки как будто расступались, и внутрь – немного, совсем чуть-чуть – проникали отголоски иной жизни, той, что была у него когда-то. Наверное, в этом и заключалась разгадка – Ольга, как бы он ни ненавидел ее, была единственной ниточкой, связывающей его с внешним миром.
