До 1816 г. в США был установлен единый низкий внешний таможенный тариф, но наполеоновские войны нанесли огромный ущерб американскому торговому судоходству. Страна была вынуждена обратиться к протекционистским мерам, торговым эмбарго, и в 1812 г. объявить войну Англии. Возведенные на границах США барьеры способствовали развитию обрабатывающих производств. После поражения императора Наполеона I Бонапарта в битве при Ватерлоо в 1815 г. американский конгресс утвердил «Тариф 1816 г.», направленный на защиту национального производства, согласно которому большая часть промышленных товаров облагалась внешней таможенной пошлиной в размере 20 % от их стоимости (пошлина на текстильные изделия составляла 25 %). В 1824 г. и еще через четыре года происходило повышение ставок таможенных пошлин. Однако новые тарифы оказались противоречащими друг другу, и в 1846 г. таможенные пошлины были снижены.
После того как ответственность за страну взяли на себя представители политических кругов Севера, характерной чертой американской внешнеторговой политики стал протекционизм. Во время гражданской войны потребность федерального правительства в доходах резко возросла, следствием чего стало новое повышение внешних тарифов (в 1861 г. был принят Тариф Морилли). В дальнейшем таможенные тарифы росли и росли. Кульминацией этого процесса стало введение в 1930 г. Тарифа Смута-Холли. В 1932 г. внешние тарифы ввела и Великобритания, которая начиная с отмены Хлебных законов в 1846 г. и последовавшего через три года упразднения Навигационных актов придерживалась принципов свободной торговли. Аналогично ответили на Великую депрессию и большинство других стран мира. Система защиты внутреннего рынка США начала демонтироваться только после Второй мировой войны, когда обнаружилось, что проникновение на рынки других стран в большей степени соответствует национальным интересам, чем возведение таможенных барьеров вокруг собственной территории.
Но в XIX столетии тарифная стена обеспечила быстрое увеличение производства и переработки хлопка. В 1850-х гг. крупнейшей в мире была английская хлопчатобумажная промышленность, потреблявшая 290000 т хлопка-сырца в год>33. Но США были уже на втором месте (шооо т), значительно опережая Францию с ее 65000 т. Александр Гамильтон и Генри Клей были бы довольны тем, что импульс, приданный экономике экспортом хлопка, позволил добиться такого прогресса.
Однако те, кто приходит к этому выводу, как представляется, излишне преувеличивают значимость экспорта важнейших сырьевых товаров. Во-первых, несмотря на то что экспорт хлопка (а позднее пшеницы) обеспечивал основной объем валютной выручки, в 1800–1860 гг. на долю совокупного вывоза товаров и услуг приходилось не более 5–7% ВВП. Данный показатель совсем невелик по сравнению с долей в ВВП Пенсильвании и находившейся на побережье Южной Каролиной, не говоря уже о Ямайке с ее 41 %. Экспорт хлопка и пшеницы был недостаточно крупным, чтобы он мог сыграть роль движущей силы в предвоенной экономике США. Во-вторых, рынок труда США функционировал лучше, чем предсказывается теорией важнейших сырьевых ресурсов. В XVIII столетии реальная заработная плата в Пенсильвании была немного выше, чем в Англии, что вполне ожидаемо, если растущая экономика США привлекала иммигрантов из Европы (рис. 15). Обретение США независимости и наполеоновские войны в Европе привели к дезинтеграции атлантического рынка труда. Если в США происходил непрерывный рост заработной платы, то в Англии в период промышленной революции имела место ее стагнация. К 1830-м гг. реальная заработная плата в США была вдвое выше, чем в Англии. В соответствии с моделью важнейших сырьевых ресурсов, напротив, иммиграция должна была привести к установлению заработной платы на более низком уровне.
