В 36 лет во мне появляются еще два параллельных времени. И я, будто плохо выучив правила дорожного движения, постоянно путаю полосы, и движение моего вектора постоянно петляет и задевает векторы двух юных существ, которые о времени знают отнюдь не меньше и больше меня. (Мы же до последнего вздоха уверены в том, что не умрем.)
Этим юным существам удается нивелировать мое время, свести его на нет, и, обнаружив его полную несостоятельность и уже вторичность, я успокаиваюсь и начинаю течь. Я теку и, наблюдая, как дни превращаются в эпизоды, а жизнь в чертов сериал, ничегошеньки уже не хочу делать. Я просто хочу жить. Просто хочу течь. Просто хочу петь. Просто хочу не петь. Мне все равно. И мне не все равно. Каждая деталь волнует и принципиальна, и каждая деталь утрачивает значение, едва скрывшись из поля зрения.
Меня уже не страшит бег, нет, даже не бег, а спринтерские рывки того, что мы называем временем. Этими часами и минутами, несущими нас вперед и навстречу. Я уже приняла формулу, которую, по легенде, сформулировал Александр Яковлевич Розенбаум: «Раньше были дни, а теперь времена года». Все так.
Сейчас мне 41 год 3 месяца 4 дня 15 часов и 32 минуты. Я хочу собаку и не против кошки. Я хочу уехать в какую-нибудь Аргентину и написать там что-то большое и значительное, я хочу сбросить килограммов семь и наслаждаться собой в зеркале, я хочу выучить китайский и выйти на настоящий ринг, я хочу полететь в космос и научиться краситься без помощи прекрасной Лены, я хочу построить дом на горе и чтобы вокруг лес и озеро, я хочу научиться печь пироги и забраться на Казбек, я хочу наконец начать учиться петь и поступить в Беркли, я хочу внуков, я хочу кататься на велосипеде с Димкой Мамонтовым, я хочу бросить пить и прочитать всего Селина, я хочу каждый день играть на пианино и каждый день забирать детей из сада…
А вот сейчас я закрою компьютер и все это забуду. И наступит вечер, и пойдет снег. И закончится осень, а следом зима, и ничего в моей жизни не изменится.
И мое лицо каждое утро будет меняться. Сначала незаметно, а потом в спину полетит прекрасное «Арбенину видел? Господи, как она сдала и постарела!». А потом я не смогу выйти на сцену, и можно будет только догадываться, что будет происходить в моей голове по этому поводу. Со временем ценность моей головы будет уничтожена, потому что мыслей в ней не останется.
Я все это знаю. Счета выставлены. Горизонт очевиден. Поэтому ко времени у меня только одна просьба: как можно позже уничтожить мою улыбку.
