Мари на секунду растерялась:
– Я политолог.
– Потрясающе! А здесь, в Усе, это востребованная профессия?
Мари улыбалась так, как улыбаются, когда что-то болит:
– Прямо сейчас я мама. У меня близнецы.
Шеннон недоверчиво ахнула:
– Неужели правда?!
– Да, я не вр…
– А фотографии?! Есть у тебя фотографии?
Мари искоса, сверху вниз взглянула на Шеннон. И замешкалась. Возможно, ее волчий взгляд оценивал, стоит ли отказать. Крошечная, похожая на птенца одноглазая женщина – насколько она опасна? Мари вытащила телефон, нажала пару кнопок и протянула его Шеннон, а та издала восхищенное «о-о-о» и всучила мне поднос с бокалами, чтобы взять телефон поудобнее и лучше разглядеть близнецов.
– А скажи, Мари, что надо сделать, чтобы родить вот таких?
Не знаю, искренне ли говорила Шеннон, но если и нет, то сыграла она первоклассно. По крайней мере достаточно хорошо, чтобы Мари Ос пошла на перемирие.
– А еще есть? – спросила Шеннон. – Можно полистать?
– Э-хм, да, пожалуйста.
– Обойдешь гостей, Рой? – попросила Шеннон, не сводя глаз с телефона.
Я обошел гостиную, проталкиваясь между гостями, но бокалы разбирали быстро, так что мне и беседовать ни с кем не пришлось.
Когда поднос опустел, я вернулся на кухню, где тоже топтался народ.
– Привет, Рой. Я у тебя там коробку со снюсом видел – возьму одну штучку, ладно?
Это был Эрик Нерелл. Зажав в руке бутылку пива, он привалился к холодильнику. Эрик тягал штангу, а его голова на толстой, накачанной шее была такой крошечной, что казалась каким-то шейным отростком, на котором торчал густой светлый ежик упругих, как спагетти, волос. Плечи плавно переходили в два, словно наполненных воздухом, бицепса. Эрик служил в парашютных войсках, а теперь владел единственным приличным заведением в деревне – «Свободное падение». В помещении, где раньше располагалась кофейня, он оборудовал бар с дискотекой и караоке, где по понедельникам играли в бинго, а по средам проводились викторины.
Вытащив из кармана коробочку «Берри», я протянул ее Эрику. Тот сунул пакетик под верхнюю губу.
– Просто интересно, какой у него вкус, – сказал он, – я американский снюс больше ни у кого не видел. Ты его где вообще берешь?
Я пожал плечами:
– Да много где. Если кто-то едет оттуда, прошу прихватить.
– Прикольная коробочка, – он вернул ее мне, – а сам ты в Штатах не бывал?
– Не-а.
– Я еще все хотел тебя спросить: почему ты кладешь снюс под нижнюю губу?
– The American way[3], – ответил я, – папа так делал. Он говорил, что под верхнюю губу снюс кладут только шведы, а каждому известно, что во время войны шведы в штаны наложили.
